Митрополит Антоний (Храповицкий). Жизнеописание Блаженнейшего митрополита Киевского и Галицкого Антония (Храповицкого) Деятельность архиепископа антония храповицкого на казанской кафедре

(Храповицкий Алексей Павлович; 17.03.1863, с. Ватагино Крестецкого у. Новгородской губ.- 10.08.1936, г. Сремски-Карловци, Югославия), митр. Киевский и Галицкий, первоиерарх Русской Православной Церкви за границей (РПЦЗ). Род. в семье помещика из старинного дворянского рода. Детство А. Храповицкого прошло в родном селе и в Новгороде, в С.-Петербурге он окончил с золотой медалью 5-ю классическую гимназию. Религ. воспитанием обязан матери, еще в детстве решил посвятить себя служению Церкви. В юности испытал влияние Ф. М. Достоевского , личность к-рого являлась предметом внимания и темой сочинений А. в течение всей его жизни. (Мнение о том, что А. является прототипом Алеши - одного из героев романа «Братья Карамазовы»,- неверно, поскольку А. не был лично знаком с Достоевским.) Духовное формирование А. П. Храповицкого было связано с чтением творений отцов Церкви и житий святых, увлечением идеями славянофилов. А. изучал также труды В. С. Соловьёва , идеи к-рого впосл. критиковал прежде всего за прокатолич. направленность. Важным событием в жизни юноши стало его знакомство с просветителем Японии, начальником японской правосл. миссии архим. св. Николаем (Касаткиным) и его сотрудниками.

В 1881 г., несмотря на возражения отца, А. П. Храповицкий поступил в СПбДА, где сблизился с М. М. Грибановским (впосл. еп. Таврический Михаил), к-рый первым после 20-летнего отсутствия в СПбДА постригов студентов в монашество принял иночество; эта дружба укрепила в Храповицком желание посвятить себя служению Церкви в качестве ученого монаха. На 3-м курсе он под руководством проф. А. Е. Светилина приступил к написанию канд. соч. «Психологические данные в пользу свободы воли и нравственной ответственности».

Перед окончанием академии, 18 мая 1885 г., Храповицкий принял постриг с именем А. По завершении в том же году академического курса А. был удостоен ученой степени канд. богословия. 12 июня рукоположен во иеродиакона, 29 сент.- во иеромонаха, оставлен в СПбДА профессорским стипендиатом и назначен субинспектором. В 1886/87 г. преподавал гомилетику, литургику и церковное право в Холмской ДС. После назначения в 1887 г. на должность ректора СПбДА архим. Антония (Вадковского) , вскоре хиротонисанного во епископа, А. вернулся в академию уже в качестве преподавателя. В 1887-1889 гг. А. состоял в академии сначала и. о. доцента, затем доцентом по кафедре Свящ. Писания ВЗ, с 1889 г. исполнял обязанности инспектора СПбДА. Результатом занятий библеистикой стало соч. А. «Толкование на кн. пророка Михея» (СПб., 1890), раскрывающее мессианское значение книги. В 1888 г. за расширенное и переработанное кандидатское сочинение советом СПбДА А. был возведен в ученую степень магистра богословия. В 1887 г. вышла в свет статья А. «Правилен ли взгляд на церковную проповедь как только на передачу учения Церкви?», в к-рой он впервые сформулировал свое отношение к проповеди как к средству «пробуждения деятельного религиозного чувства». В 1888/89 г. А. читал в академии курс введения в круг богословских наук. Во время учебы и преподавания в СПбДА сформировались богословские взгляды А., вызывавшие впосл. полемику; в эти же годы состоялось его знакомство со св. прав. Иоанном Кронштадтским , продолжавшееся и во время ректорства А. в МДА. Бесценный опыт кронштадтского праведника стал одной из основ курса пастырского богословия, составленного А. Большое значение для судьбы А. имели и его знакомства с С. А. Рачинским , О. Ф. Миллером , с буд. обер-прокурором Синода В. К. Саблером . В кон. 80-х гг. XIX в. А. через архим. Антония (Вадковского) лично познакомился с В. С. Соловьёвым.

В 1890 г. А. был назначен ректором С.-Петербургской ДС с возведением в сан архимандрита, в 1891 г. (в возрасте 27 лет) - ректором МДА. Имея возможность как ректор занять любую из академических кафедр, А. выбрал пастырское богословие, поскольку считал первоочередной задачей духовной школы, в т. ч. высшей, подготовку просвещенных пастырей. В период ректорства в МДА А. сформировался как церковный администратор: будучи близок к студенчеству, А. авторитарно руководил профессорской корпорацией, действуя в духе нового академического устава 1884 г., значительно ограничившего автономию духовных академий, гарантированную уставом 1869 г. (см. Уставы духовных школ). Благодаря А. в 1892 г. в МДА начал выходить ж. «Богословский вестник» . Как богослов А. в это время выступал с позиций нравственного раскрытия догматического учения Церкви, опубликовав свое лучшее произведение в этом направлении «Нравственная идея догмата Пресвятой Троицы» (речь на торжествах в честь 500-летия преставления прп. Сергия Радонежского). В 1893/94 г. А. сблизился с инспектором МДА архим. Сергием (Страгородским) , буд. Патриархом Московским и всея Руси. Именно А. побудил архим. Сергия издать и защитить в качестве магистерской диссертации (1895) соч. «Православное учение о спасении», к-рое А. рассматривал как важнейшую веху в становлении самостоятельного правосл. богословия, свободного от зап. влияний. В годы ректорства А. в МДА состоялось его знакомство с Л. Н. Толстым , к-рого впосл. А. неоднократно пытался вернуть в лоно Церкви, выступая с критикой его религиозно-нравственных идей.

Одной из главных забот А. как ректора было привлечение студентов к принятию иночества. В монашестве ректор видел не столько вид подвижничества, выбор к-рого должен проистекать из духовной устремленности личности, сколько своего рода передовой отряд Церкви воинствующей . Большинство из 60 пострижеников А. времен его ректорства в академиях стали архиереями, хотя нек-рые из студентов делали под влиянием А. выбор, превышавший их силы, и их монашеская жизнь складывалась неудачно. Подход А. к постригу студентов привел к конфликту с Московским митр. Сергием (Ляпидевским) . Митр. Сергий полагал, что не следует постригать в монахи кандидатов до 30 лет, в то время как возраст выпускников ДА в среднем составлял 23-24 года. Конфликт стал причиной перевода А. в Казань на должность ректора КазДА (1895).

7 сент. 1897 г. А. был хиротонисан во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии (с 1 марта 1899 1-й викарий с титулом епископ Чистопольский). В КазДА читал курс пастырского богословия, на основе к-рого с 1896 г. неоднократно издавал собрание лекций и статей. В годы ректорства в Казани А. по-прежнему старался привлечь студентов к постригу в монашество. А. была близка миссионерская направленность обучения в КазДА, имевшей специальное миссионерское отделение, в 1897 г. ректор выступил инициатором проведения в Казани 3-го Всероссийского миссионерского съезда.

14 июля 1900 г. А. был переведен на самостоятельную Уфимскую и Мензелинскую кафедру, 14 авг. избран почетным членом КазДА. В 1900 г. в Казани вышло его первое собрание трудов в 3 томах, включавшее в себя догматические и философско-критические статьи, а также проповеди. Поскольку значительная часть населения Уфимской губ. исповедовала ислам , А. прилагал усилия для развития правосл. миссии, привлекая для этого выпускников КазДА. Много внимания А. уделял налаживанию в епархии уставного богослужения и проповедничества. Особым событием в жизни А. стало его приветственное послание Патриарху К-польскому Иоакиму III в 1901 г. по случаю его вторичного восшествия на Патриарший престол. В послании, напечатанном в «Уфимских ЕВ», А. открыто проявил себя сторонником Патриаршего возглавления Церкви, что вызвало возмущение обер-прокурора К. П. Победоносцева .

22 апр. 1902 г. А. был назначен на Волынскую и Житомирскую кафедру, в те годы самую крупную по числу приходов в РПЦ. Новый энергичный архиерей прежде всего покончил со взяточничеством и поборами с духовенства, ввел неукоснительный порядок уставных богослужений; стремился укрепить в духовенстве любовь к пастве, обратить его, по словам А., «от буржуазности к народности, от светскости к Православию», в то же время постоянно заботился о материальном положении клириков. В 1904 г. А. обратил внимание на состояние находившегося в руинах древнего овручского во имя свт. Василия Великого мон-ря . На собрании Владимиро-Васильевского братства в Житомире по инициативе А. был принят обет воссоздать храм ради благополучного исхода войны с Японией. Начались сборы пожертвований, в 1906 г. строительство развернулось полным ходом, в 1907 г. был объявлен всероссийский сбор средств, к кон. 1910 г. воссоздание храма было завершено. 3 сент. 1911 г. храм был освящен А. в присутствии мч. имп. Николая II . Значительными событиями в жизни Волынской епархии стали организованные А. празднования в связи с 300-летием со дня кончины защитника Православия в Западном крае кн. Константина Константиновича Острожского (1908) и 150-летием Холмской ДС (1910). Особое внимание А. уделял возрождению Почаевской лавры , в к-рой сразу после своего назначения на кафедру начал строительство нового храма во имя Св. Троицы - точной копии Троицкого храма в ТСЛ, освящение собора состоялось 9 янв. 1912 г. в присутствии имп. Николая II.

В марте - апр. 1908 г. А. руководил Высочайше назначенной ревизией КДА (в рамках проводимых Синодом ревизий духовных академий). Ревизия, осуществлявшаяся А. с позиций неприятия академической автономии, вызвала протест со стороны корпорации КДА, что нашло отражение в брошюре А. «Правда о Киевской Духовной Академии» (К., 1907). В связи с ревизией был вынужден покинуть КДА ее ректор еп. Платон (Рождественский) , что, по мнению биографов А., стало причиной неприязненных отношений между иерархами в эмиграции.

Благодаря А. активизировалась работа по введению в общецерковное употребление новых богослужебных текстов. Осенью 1905 г. епископ обратил внимание Святейшего Синода на отсутствие в служебных Минеях неск. служб святым, к-рым положен полиелей . Результатом этого обращения стало определение Синода от 1908 г. о скорейшем издании дополнительной Минеи, А. было поручено ее редактирование (изд.: СПб., 1909), А. стал также инициатором издания сб. «Молитвы, чтомыя от предстоятеля во дни различных праздников и молений церковных» (СПб., 1915), в к-рый вошли тексты, прежде распространявшиеся в виде рукописей, либо труднодоступные местные публикации. По поручению Синода А. редактировал богослужебные последования перед разрешением их к богослужебному употреблению.

Указом Синода от 19 мая 1914 г. А. был назначен на Харьковскую и Ахтырскую кафедру. После Февральской революции 1917 г. из-за негативного отношения к нему новых властей и части клириков епархии архиерей был вынужден подать прошение об увольнении на покой. 1 мая 1917 г. уволен с кафедры с назначением местожительства в Валаамском мон-ре . Во время пребывания на Валааме А. написал соч. «Догмат искупления», вызвавшее впосл. споры среди правосл. богословов. В авг. 1917 г. на епархиальном собрании в Харькове А. вновь был избран архиепископом Харьковским и Ахтырским, 16 авг. Синод утвердил избрание.

25-27 июня 1926 г. в Сремски-Карловци состоялся Архиерейский Собор РПЦЗ под председательством А. В связи с кончиной 7 апр. 1925 г. Святейшего Патриарха Тихона Собор признал Местоблюстителем Патриаршего престола митр. Крутицкого сщмч. Петра (Полянского) и рассмотрел текущие церковные дела. На Соборе Синод РПЦЗ потребовал безусловного подчинения себе всего рус. церковного зарубежья, это требование вызвало протест со стороны митрополитов Евлогия и Платона, к-рые согласились признавать за Собором и Синодом только «морально-общественное, но отнюдь не каноническое и не судебно-административное значение» (Евлогий . С. 559). В итоге от РПЦЗ откололись Западноевропейский (см. Западноевропейский экзархат рус. правосл. приходов) и Североамериканский митрополичьи округа (см. Митрополичий округ в Сев. Америке).

9 сент. 1927 г. Архиерейский Собор РПЦЗ, возглавляемый А., определил прекратить сношения с церковной властью в Москве и категорически отказался исполнить адресованное зарубежному рус. духовенству требование Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митр. Нижегородского Сергия (Страгородского) дать подписку о лояльности советскому правительству во всей своей общественной деятельности. 9 мая 1928 г. митр. Сергий и Временный Свящ. Синод указом на имя митр. Евлогия (Георгиевского) подтвердил его каноническую правоспособность продолжать возглавление западноевроп. приходов РПЦ, установленное Патриархом Тихоном, а все определения руководства РПЦЗ, направленные против митр. Евлогия, признавались не имеющими канонической силы. В указе содержалось также напоминание об упразднении ВЦУЗ, совершенном Патриархом Тихоном, Свящ. Синодом и ВЦС 5 мая 1922 г. и подтвержденном указом Патриарха Тихона от 10 нояб. 1923 г.

23 мая 1933 г. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергий обратился к Сербскому Патриарху Варнаве с просьбой принять на себя посредничество в переговорах с руководством РПЦЗ с целью примирения РПЦЗ с РПЦ. 25 мая 1934 г. Патриарх Варнава сообщил Заместителю Патриаршего Местоблюстителя о решительном отклонении А. предложения митр. Сергия. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя и Временный при нем Патриарший Синод РПЦ 22 июня 1934 г. предали архиерейскому суду и запретили в священнослужении А. и группу единомышленных с ним архипастырей РПЦЗ. А. не подчинился этому решению, считая, что оно издано по требованию советских властей. В этом он был поддержан Патриархом Варнавой и епископатом Сербской Церкви, сохранившей с РПЦЗ молитвенное общение.

В течение всего времени пребывания за границей А. продолжал именоваться митр. Киевским и Галицким. В марте 1931 г. решением Архиерейского Синода РПЦЗ А. был присвоен титул «Блаженнейший», Архиерейский Собор РПЦЗ, заседавший в Сремски-Карловци 25-30 мая 1931 г., утвердил это решение Архиерейского Синода. В кон. 20-х гг. А. поразило неизлечимое нервное заболевание, приведшее к параличу ног. В авг. 1932 г. А. руководил работой очередного Архиерейского Собора, на к-ром по его предложению был избран наместник председателя Архиерейского Собора и Синода, к-рым стал архиеп. Анастасий (Грибановский) , возведенный в 1935 г. в сан митрополита. Архиерейский Собор РПЦЗ (16 окт.- 7 нояб. 1935) под руководством А. признал еретическим учение о Софии , Премудрости Божией , прот. С. Булгакова , бывшего в то время деканом Православного богословского ин-та в Париже. Это еще более осложнило отношения РПЦЗ с Западноевропейским митрополичьим округом.

После кончины А. гроб с его телом был перевезен из Сремски-Карловци в Белград и установлен в кафедральном соборе. 13 авг. Патриархом Варнавой и сонмом архипастырей была совершена Божественная литургия. Отпевание совершил митр. Анастасий (Грибановский). Погребен почивший на рус. участке Нового кладбища Белграда в Иверской часовне. Сохранился живописный портрет А. работы М. В. Нестерова 1917 г. («Архиерей». ГТГ).

А. является выдающимся духовным писателем, автором многочисленных книг и статей по апологетическому, догматическому, нравственному и пастырскому богословию, библеистике, вопросам церковного управления, а также работ на общеполитические, ист., историко-лит. темы. Экклезиологические воззрения А. испытали несомненное влияние А. С. Ансельма Кентерберийского , в соответствии с к-рой Голгофская жертва Христа принесена ради удовлетворения бесконечного Божиего правосудия, оскорбленного безмерным грехом Адама . Еще в годы учебы в академии сформировался особый взгляд А. на искупление Иисусом Христом рода человеческого: «Должно думать, что в ту, Гефсиманскую, ночь мысль и чувство Богочеловека объяло всех падших людей в числе их многих миллиардов и оплакало с любовною скорбью всякого в отдельности, что, конечно, было доступно только сердцу Божественному, всеведущему. В этом и состояло наше искупление... Мы уверены, что тяжкие муки Спасителя в Гефсимании происходили от созерцания греховной жизни и греховной настроенности всех человеческих поколений и что слова Господни: «Да мимоидет от Меня чаша сия» - относятся не к предстоящему Ему Распятию и смерти, а именно к этому, совершенно было подавившему Его настроению глубокой скорби за столь любимый Им грешный человеческий род» (Цит. по: Флоровский . Пути русского богословия. С. 436). Т. о., в искупительном подвиге Спасителя самым важным моментом А. считал не Голгофскую жертву, а страдания, к-рые Господь Иисус Христос испытал во время гефсиманской молитвы и к-рые были вызваны, по выражению А., «сострадающей любовью Богочеловека». Телесные муки и крестная Смерть нужны были для того, чтобы верующие оценили степень Его страданий. По А., искупление для человека есть дарованная ему способность совершать свое собственное спасение через духовное совершенствование, через нравственную борьбу и богообщение. Эта способность и была дарована Христом силою Его сострадающей любви.

Сотериологические взгляды А. вызвали острую полемику. Прот. И. Мейендорф , называя учение А. об искуплении «явно несовместимым с православным пониманием», писал: «Такого рода психологизирование представляет собой попытку опротестовать учение Ансельма об «удовлетворении», но само по себе является неприемлемым» (Введение в святоотеческое богословие. Клин, 2001. С. 366). Не только сотериологию А., но и общее направление его богословской мысли прот. Г. Флоровский определил как «моралистический психологизм», подчеркивая, что А. не интересуют онтологические основания его учения, его соответствие догматам Халкидонского Собора о 2 природах Христа и VI Собора (см. Вселенские Соборы) о 2 волях. Однако А. не был основоположником этого направления. Оно возникло в рус. богословии в кон. XIX в. как попытка оживить находившуюся под влиянием схоластики богословскую мысль, придав ей характер «нравственного монизма» (по определению А.). Нек-рые критики, в т. ч. митр. Елевферий (Богоявленский) , архиеп. Феофан (Быстров) , указывали на наличие в учении А. ереси пелагианства - в ошибочном понимании А. первородного греха. Признавая (в отличие от Пелагия) греховную испорченность природы, с к-рой рождается человек, А. не считал единственным источником этой испорченности Адама и Еву . По его словам, «Адам был не столько виновником нашей греховности, сколько первым по времени грешником, а если б мы не были его сынами, то все равно согрешили бы». В трудах по пастырскому богословию А. недостаточное внимание уделял таинствам и молитве как основам духовной жизни и деятельности пастыря.

Соч.: ПСС: [В 4 т.]. Т. 1-3. Каз., 1900; Т. 4. Почаев, 1906; ПСС: В 3 т. СПб., 1911-19132; ПСС: В 7 т. Н.-Й., 1963-1969; Избр. соч. Белград, 1935; Психологические данные в пользу свободы воли и нравственности: Магист. дис. СПб., 18882; Толкование на книгу св. пророка Михея. СПб., 1890; Беседы о превосходстве православного понимания Евангелия сравнительно с учением Л. Толстого. СПб., 1891; Общественное благо с точки зрения христианской и с современной - позитивной // БВ. 1892. № 6. С. 413-438; Нравственная идея догмата Пресв. Троицы // Там же. № 11. С. 149-172 (отд. изд.: Каз., 18982); Две крайности: паписты и толстовцы // Там же. 1895. № 2. С. 181-194; № 5. С. 179-193; Из чтений по пастырскому богословию. Каз., 1896, 1900 (переизд.: Пастырское богословие / Изд. Успенского Псково-Печерского мон-ря. М., 1994); Разговор магометанина с христианином об истине Пресв. Троицы // Уфимские ЕВ. 1900. № 19. Отд. неофиц. С. 645-660; Нравственный смысл основных христианских догматов. Вышний Волочек, 1906; О восстановлении Патриаршества в России. Почаев, 1908. М., 1912; О загробной жизни и вечных мучениях // ВиР. 1915. № 12. С. 805-812; Догмат искупления. Серг. П., 1917; Переписка с представителями Епископальной церкви в Америке. Х., 1918; Словарь к творениям Достоевского. София, 1921; Церковь и политика // Двуглавый орел. 1922. № 26. С. 1-6; Опыт христианского православного катехизиса. Сремски Карловцы, 1924, 1989р; Церковное учение о Св. Духе. П., 1927; Творения св. ап. Иоанна Богослова. Варшава, 1928; Исповедь. Варшава, 1928. М., 1996п; Пушкин как православный мыслитель. Белград, 1929; Что следует разуметь под «спасающей верой»?/ Предисл. патр. Варнавы. Белград, 1932; Мысли митр. Антония, записанные П. С. Лопухиным. Сремски Карловцы, 1937. Н.-Й., 19612; О положении церкви в Сов. России и о духовной жизни рус. народа // Правосл. путь. Джорд., 1959. С. 68-118; Нравственная идея важнейших христианских православных догматов. Н.-Й., 1963; Ф. М. Достоевский как проповедник возрождения. Н.-Й., 1965; Письмо митр. Антония к кн. Г. Н. Трубецкому // Вестн. РСХД. 1987. № 151. С. 237-240; Письма. Джорд., 1988; О Пушкине. М., 1991.

Лит.: Попов И . В . [Рец.] Еп. Антоний. Полное собр. cоч. Т. 1-3. Каз., 1900 // БВ. 1901. № 1. С. 171-187; Никольский В . О богословских трудах высокопреосв. Антония, еп. Волынского // Казанские ЕВ. 1911. № 44. С. 49-85; Ромашков Д ., свящ . Ученик об учителе. Х., 1914; Елевферий (Богоявленский), митр . Об искуплении: Письма к митр. Антонию в связи с его сочинениями. П., 1937; Флоровский . Пути русского богословия. С. 426-438, 564-566; Серафим (Соболев), архиеп . Искажение православной истины в русской богословской мысли. София, 1943; Зеньковский В . В . История русской философии. П., 1950. Т. 2; Никон (Рклицкий), архиеп . Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митр. Киевского и Галицкого. Н.-Й., 1956-1963. Т. 1-10; Троицкий С . В ., проф . О неправде карловацкого раскола. П., 1960; Мануил . Ч. 1. С. 313 - 330; РПЦЗ. 2 т.; Иустин (Попович), архим . Тайна личности митр. Антония и его значение для православного славянства // Правосл. жизнь. Джорд., 1976. № 8. C. 1-13; Шоломова С. Б . «Остаюсь Ваш доброжелатель и богомолец...»: К истории взаимоотношений священника Павла Флоренского и митрополита Антония (Храповицкого) [публ. переписки] // ЖМП. 1998. № 6. С. 67-80; Косик В . И . Русская Церковь в Югославии (20-40-е гг. XX в.). М., 2000; Кравецкий А . Г ., Плетнева А . А . История церковнославянского языка в России, кон. XIX - нач. XX в. М., 2001. С. 125-128, 264-266.

Э . П . Р .

Было принято общественным мнением; студенчество единодушно увлекалось учеником последнего, Соловьевым, которого широкий ум мирил лучшее в идеалах своих противников с христианскими началам .

Сохранились несколько писем м.А. к . В частности, в письме от 14 января 1892 г. м.А. выражает Соловьеву сочувствие по поводу травли против Вас «Московских ведомостей» в связи с хулиганской речью Соловьева «О причинах упадка средневекового миросозерцания». М.А. пишет, что заблуждался, думая о Вас как о мыслителе, отшатнувшемся от уважения к чистой морали .

Уже в те годы м.А. отвергал учение Священного Писания об Искуплении Жертвой Христовой и православное догматическое богословие XVIII-XIX вв., как, якобы, заимствованное без изменений у католиков или протестантов (именно так!). В частности, он абсурдно и антиисторично утверждал, что св. Филарет Московский находился под схоластическим влиянием, образовавшимся из католических и протестантских идей, возникших на почве римской философии .

Кандидат богословия.

В 1885 г., принял постриг, рукоположен во иеродиакона, во иеромонаха, оставлен в СПбДА профессорским стипендиатом и назначен субинспектором. В 1886/87 г. преподавал гомилетику, литургику и церковное право в Холмской семинарии. В 1887 г. преподаватель СПбДА. В 1887-1889 гг. — и.о. доцента, затем — доцент по кафедре Священного Писания Ветхого Завета, с 1889 г. исполнял обязанности инспектора СПбДА. Здесь в число его учеников входит буд. , воспринявший от м.А. идеи «нравственного монизма».

В 1887 г. начал работу по разрушению православной проповеди, которую продолжал на протяжении всей жизни. В частности, он считал, что христианская проповедь никогда не была лишь объективной передачей догматов и заповедей помимо внутреннего участия души проповедника… Такова была, прежде всего, проповедь Христа Спасителя . Вопреки очевидному свидетельству Писания, м.А. утверждал, что Господь не излагал какое-либо учение, но поучал, убеждал, действовал не только убедительностью своего учения, но личной Своей любовью к людям, личной Своей убежденностью (!). На этом основании м.А. советует больше обращаться к жизни, более стараться о привлечении только людей к истинному христианству, а не о полном совершенстве, отводя догматам лишь небольшие места в проповеди .

В 1888 г. за расширенное и переработанное кандидатское сочинение возведен в ученую степень магистра богословия.

В 1890 г. назначен ректором Санкт-Петербургской семинарии с возведением в сан архимандрита, в 1891 г. (в возрасте 27 лет) — ректором МДА. По словам , в истории русской духовной школы м.А. останется навсегда как освободитель от мертвящей схоластики Макария и Филарета .

Как утверждает официальный биограф м.А., из профессоров Московского университета ему особенно были близки крупные представители модернизма и его брат Е.Н. Трубецкой, а также последователь Н.Я. Грот. М.А. высоко оценивал вклад Е.Н. Трубецкого в т.н. «богословие иконы». В МДА его несколько раз навещал .

В 1890 г. м.А. добился публикации в официальном «Церковном вестнике» статьи «Ответ на публичные чтения о. иеромонаха Антония о «Превосходстве Православия над учением папизма в его изложении Вл. Соловьева»». В ответ на этот дружественный шаг м.А. журнал Н. Грота и В. Соловьева «Вопросы философии и психологии» в свою очередь печатает статью м.А. «Как относится служение общественному благу к заботе о спасении своей собственной души». М.А. тогда же становится членом Московского Психологического общества.

В 1893/94 г. м.А. тесно сотрудничает с буд. над низвержением православного учения о спасении. Именно м.А. побудил архим. Сергия издать и защитить в качестве магистерской диссертации сочинение » (1895).

В годы ректорства м.А. в МДА Н. Грот знакомит его с . М.А. считал аморалиста талантливым ревнителем исправления общественных нравов . Уже после отлучения от Церкви, м.А. ссылается на его искренне выраженную мысль о глубоком нравственном падении русского общества , якобы выраженную в пьесе «Плоды просвещения». Отречение от основных догматов Христианства м.А. оправдывал тем, что никто еще не постигал учение Христа в совершенстве… Целые исторические эпохи, целые великие народности разработали (Евангельскую истину) далеко не во всей полноте, но каждая лишь часть ее . В заслугу м.А. ставил то, что тот, якобы, ознакомился с Христианским учением довольно подробно и не лишил бы нас надежды об усвоении им всего Евангельского учения, если бы не поспешил умереть в Астапово .

Подход м.А. к постригу студентов привел к конфликту с Московским митр. Сергием (Ляпидевским). Митр. Сергий полагал, что не следует постригать в монахи кандидатов до 30 лет, в то время как возраст выпускников ДА в среднем составлял 23-24 года. Конфликт стал причиной перевода м.А. в Казань на должность ректора КазДА (1895).

В КазДА сблизился с В.И. Несмеловым, составившим самостоятельно свой вариант «нравственного монизма».

В 1897 г. хиротонисан во еп. Чебоксарского, викария Казанской епархии (с 1 марта 1899 г. 1-й викарий с титулом еп. Чистопольский).

14 июля 1900 г. переведен на самостоятельную Уфимскую и Мензелинскую кафедру. 22 апреля 1902 г. назначен на Волынскую и Житомирскую кафедру

В 1906 г. — архиепископ. В марте — дек. 1906 г. А. состоял членом Предсоборного Присутствия при Святейшем Синоде, где председательствовал в VI отделе «По делам веры: о единоверии, старообрядчестве и других вопросах веры», поскольку считал единоверие важной частью миссионерской деятельности.

В 1906-1907 гг. м.А. являлся членом Гос. Совета. В связи с его выступлением 4 мая в Госсовете, он утверждал, что его оклеветали и он никогда не выступал в защиту смертной казни.

В 1909 г. в письме в адрес П.Б. Струве приветствует выход сборника «Вехи»:

Мы не знаем,чем больше восхищаться: научностью ли, разумностью ли ваших доводов, или примиренным любящим голосом вашего обращения к инакомыслящим, или вашею верою в силу человеческой совести даже у тех, кто ее отрицает и в теории и на практике, или, наконец, вашей суворовской храбростью, вашим восторженным мужеством, с которым вы, подобно уверовавшему Савлу, обращаетесь к своим собратьям по былому ложному увлечению.

О нем

Основные труды

Толкование на кн. пророка Михея (1890)

Общественное благо с точки зрения христианской и с современной — позитивной (1892)

Нравственная идея догмата Пресвятой Троицы (1892)

Нравственное содержание догмата о Святом Духе (1896)

Из чтений по пастырскому богословию (1896, 1900)

Нравственный смысл основных христианских догматов (1906)

О восстановлении Патриаршества в России (1908)

Догмат искупления (1917)

Словарь к творениям Достоевского (1921)

Был ли Христос Спаситель космополитом или национальным патриотом?

Опыт христианского православного катехизиса (1924)

Речь о соединении Христианства (1926)

Церковное учение о Святом Духе (1927), издательство YMCA-PRESS

Пушкин как православный мыслитель (1929)

Мысли митр. Антония, записанные П. С. Лопухиным (1937)

Нравственная идея важнейших христианских православных догматов (1963)

Ф. М. Достоевский как проповедник возрождения (1965)

Письма Блаженнейшего митр. Антония (Храповицкого) (1988)

Источники

«Император Всероссийский». Разъяснение митр. Антония//Последние новости. Париж. 1925. N 1440. С. 3

Письмо митр. Евлогия к митр. Антонию от 29 сентября/12 октября 1925 г. // ГА РФ фонд 6343 оп. 1 дело 251 лист 161

Интересно, что если взять цитируемое издание, то к разделу о первородном грехе находим мини-предисловие небезызвестного А. Зайцева, который критикует прп. Иустина за его «зависимость» от «русских дореволюционных систем догматики» и противопоставляет ему понимание Мейендорфа:)

Г-н Назаров уже давно ведет войну с Династией, и эта его книга всем известна. На его аргументы неоднократно отвечали такие легитимисты, как М.Н. Кулыбин и А. Закатов.
Опровержение различных выступлений против легитимизма вот здесь-
//monarhist.net/legitimism
А вот еще слова А. Закатова конкретно в опровержение г-на Назарова-
//nikolaevec.livejournal.com/259337.html#cutid1
Кстати, по теме статьи: Назаров не видит ничего страшного во взглядах митр. Антония и говорит, что якобы архиеп. Феофан ошибся в своей критике.

Случайно наткнулся на заявление о. Максима Козлова:
//old.taday.ru/text/938186.html
…православному человеку, претендующему на образованность и сознательность христианского мировоззрения, странно не прочитать … «Пространный катехизис» святителя Филарета (Дроздова). «Это книга чеканная», - отметил лектор, вспомнив и времена, когда семинаристы выучивали его текст («краткий, хоть и называемый пространным») наизусть. Катехизис святителя Филарета положен в основу вероучительной части современного, ныне составляемого катехизиса Русской Православной Церкви: в нем не пришлось ничего корректировать.

о. Максим состоит в рабочей группе по подготовке нового катехизиса, и его слова внушают оптимизм!

думаю, что смысл вероучительной догматической части будет чисто филаретовским, но его перепишут более современным языком (заменят устаревшие слова 19в.), с библейскими цитатами по русски, уберут моменты про царя, про дуэли, и добавят молитвенную, аскетическую практику, «социальную концепцию» (я ее не считаю никаким модернизмом) и что то еще…

я уверен что там не будет никаких «нравственных органических теорий спасения» в духе Храповицкого, Троицкого, Осипова. (ведь особую ненависть модернистов вызывает именно догмат об Искуплении)

И вообще, сам Св.Патриарх Кирилл -сторонник догмата об Искуплении, и не допустит его искажения:

Понятие искупления тесно связано с понятием вины. Когда человек преступает закон, то следствием этого является виновность. И для получения прощения он должен искупить вину. Идея искупления связана с представлением о справедливости и укоренена в нравственной природе человека. Поэтому она присутствует во всех человеческих культурах. Понятия справедливости и вины входят в объем идеи искупления. Именно на этой нравственной базе основана юридическая норма, предполагающая наказание преступника за нарушение закона. Когда человека приговаривают к тюремному заключению, то общество тем самым не только стремится оградить себя от новой опасности, но и поставляет индивидуума в условия, где его вина будет искуплена чистосердечным раскаянием, трудом и страданием.
Первородный грех был преступлением против закона Божия и своим следствием имел вину. И для восстановления Божественной справедливости это преступление и этот грех должны были быть искуплены. Чисто теоретически можно было бы говорить о вселенском искуплении, в котором принял бы участие каждый человек - все, кто жил, живет и будет жить на земле. Но подобное невозможно в силу ограниченности человеческой личности и нравственной неспособности каждого добровольно принять на себя искупительные страдания. И тогда Бог, по Своей любви к людям и от имени рода человеческого, Сам совершает подвиг Искупления. Сын Божий вочеловечивается и, будучи совершенно безгрешным, принимает на Себя всю вину за грех человеческого рода, принося Себя в искупительную жертву Божественной справедливости.
Из Ветхого Завета мы знаем о различных видах жертвоприношений Богу у иудеев: жертве умилостивления, благодарения, очищения и т. д. Нечто подобное присуще также культурам других, самых разных народов. Чувствуя свою вину перед Богом, люди пытались ее искупить принесением жертвы: плодов земли или животных. Жертвенное животное закалывалось и посвящалось Богу в умилостивление за грех человека, во искупление его вины. Считалось, что через вкушение жертвенной пищи приносивший жертву как бы соединялся с самой жертвой и через это входил в общение с Богом. Такова была и религиозная практика ветхозаветных иудеев.
Христос, будучи невиновным, приносит Себя в умилостивительную Жертву, во искупление грехов всего человечества. Он - Агнец, Который Самого Себя приносит в жертву Богу за грехи мира. Как говорит святитель Григорий Богослов, «Он был жертва, но и Архиерей; жрец, но и Бог; принес в дар Богу Кровь, но очистил весь мир». Чтобы Его ближайшие ученики - а через них и мы - стали соучастниками этой жертвы, на Тайной вечере Спаситель освящает хлеб и вино, пресуществляя их в истинное Свое Тело и в истинную Кровь Свою, и предлагает вкусить ученикам, чтобы и на них распространилось действие этой искупительной жертвы.
В этом смысле жертвоприношение Спасителя началось еще в Сионской горнице, во время Тайной вечери, и завершилось на Голгофе Крестной смертью. Завершилось человеческим жертвоприношением, закланием невинного Агнца, смывшего Своей кровью с рода людского проклятие первородного греха. «Жертва… должна была быть чистой. Но мы не могли принести Богу такую жертву. Поэтому явился единый чистый Христос и Самого Себя принес Отцу как Жертву за нас и Начатки, чтобы, взирая на Него, и веруя Ему, и через послушание соединенные с Ним, через Него явились пред лицо Божие и, получив милость, все бы освятились. Это - то, о чем Господь говорит в Евангелии: «За них Я посвящаю Себя, чтобы и они были освящены истиною» (Ин. 17. 19), - пишет святитель Григорий Палама.
Через Крест Христов мы искуплены, освобождены от вины за первородный грех».
(Митр.Кирилл(Гундяев). Бог и человек. История Спасения.
//arhiv.smoleparh.ru/slovo/cap84.htm)

Да, это прекрасные слова об Искуплении.
Тем более непонятно, кому и зачем нужен новый Катехизис.
Написанный великим Святым, он не содержит непонятных слов. Если кому-то трудно его понять (таких нет!) — пусть для них выпустят ПЕРЕВОД катехизиса на современный язык.(Это, впрочем, так же нелепо, как переводить Пушкина). Но это будет тот же Катехизис, а не новый.
Социальную же концепцию Катехизис митрополита Филарета уже содержит, и она является верой Православной Церкви, не подлежащей замене! То, что написано в Катехизисе о дуэли является мерилом веры и благочестия. Это слова безусловной правды и Церкви надлежит их хранить и распространять, а не вымарывать. То же касается слов о Православных Государях. То же касается слов том, что смертная казнь по законному суду и убийство на войне за Царя и Отечество не являются грехом против 6-й Заповеди. Вы хотите отказаться от этого, как от тяжкого груза? А мы принимаем это на веру как выраденное святыми устами и общепринятое всей Церковью учение, опирающееся на учение Самого Господа и Его Апостолов. Не надобно иного Катехизиса, не бывать ему. «Лучше» — не получится, ибо «лучше» — враг хорошего.

Согласен, что филаретовский катехизис уже содержал социальную концепцию, вот только социум несколько изменился с тех пор. Тот же вопрос дуэлей был актуален в то время (19 в.), но во времена 1 в. н.э. еще никаких дуэлей не было, как и сейчас нет.
Я боюсь, что и Православных Государей на свете уже нету, и убийство за них на войне неактуально (но не за отечество), и писать об этом в современном (не новом) катехизисе неуместно. А вот такие термины как «аборт» (в разделе о грехе убийства), «наркомания» (в разделе чревоугодия наряду с пьянством) и т.п. были бы вполне уместны.
Лично мне не нужен современный катехизис, но решение то уже принято о его написании.
Иного ЛУЧШЕГО катехизиса не будет, будет современнее. И я уверен, что этот современный катехизис принесет большую пользу, в том числе ударит по модернизму.
Под модернизмом я понимаю не любое новое начинание, а, прежде всего, богословский модернизм — постановку во главу угла своего частного богословского мнения, противоречащего учению Церкви.

р.Б. Сергий:

О Православныхъ Государяхъ…
Знаете, во времена Моѵсея Царей тоже еще не было, а вотъ заповѣди, ихъ касающіяся, уже были… А потомъ и Цари появились, какъ извѣстно… Также и сегодня — какъ мы можемъ чаять грядущаго Царя, если вымарывать будемъ упоминанія о Немъ?.. В Церкви вонъ тоже Патріарховъ 200 лѣтъ не было, но дождались вѣдь, т.к. помнили объ этомъ. Такъ что куда спешить-то?.. Кому мешаютъ-то пара страницъ, «лишнихъ» на первый взглядъ? Бумагу что ли экономимъ?..
По мнѣ, такъ если ужъ писать, то лучше написать нѣкое дополненіе, насчетъ абортовъ и прочихъ современныхъ реалій (хотя аборты-то задолго до свт.Ѳиларета придумали…), заодно и видно сразу будетъ, что за документъ, а то когда тамъ пару словъ подправили, тутъ что-то убрали, туда что-то вставили, то разобраться гораздо труднѣе, можетъ случиться, что на видъ это будетъ старый Катехизисъ, а на дѣлѣ многія ключевыя моменты по-иному истолкованы…

р.Б. Сергий:

Коли ты, братъ, столь начитанъ, то заглянуть не помешаетъ и въ «ОСК», которую ты давеча поминалъ тутъ… И узнать, что наилучшимъ общественнымъ строемъ тамъ значится Монархія…
Архіереевъ и покойнаго Патріарха Сѵмволу Вѣры учить, надѣюсь, не будешь?..

Протоиерей Владимир Переслегин:

Увы, дорогой Николай (Никола), Вы ошибаетесь.
В Катехизисе речь идет не о всякой монархии, а о Православной монархии, которая не является безразличной для Церкви формой гражданского мира, но благословением Божиим, ограждающимм Церковь от внешних искушений, ответственной за соблюдение ее подданными на вверенной ей территории Закона Божия, обеспечивающей наилучшие условия для спасения душ в Церкви. На то и получали Цари Православные помазание Святым Миром, чтобы править по Закону Божию. В этом состояло служение Удерживающего. Ваша реплика содержит отступление от чистоты Православия по данному вопросу. В этом едины Святые отцы. При этом Царь не должен вмешиваться в вероучительные и нравственные вопросы, не должен учить Церковь и вмешиваться в компетенцию Епископов. Его служение — защита Церкви.

Обратите в связи с этим внимание на одно из анафематствований Недели Православия, приводимое ниже.

…Отвергающим соборы святых отец и их предания, божественному откровению согласная и православно‑кафолическою Церковию благочестно хранимая, анафема, трижды

Помышляющим, яко православнии государи возводятся на престолы не по особливому о них Божию благоволению, и при помазании дарования Святаго Духа к прохождению великого сего звания в них не изливаются: и тако дерзающим противу их на бунт и измену, анафема, трижды

Ругающим и хулящим святыя иконы, ихже святая Церковь ко воспоминанию дел Божиих и угодников Его, ради возбуждения взирающих на оныя ко благочестию и ко оных подражанию приемлет, и глаголющим оныя быти идолы, анафема, трижды»
Итак, это, все-таки имеет отношение к Православной Вере, а даже — весьма существенное.

Так как Вы думали многие наши предки в 1917 году. И были наказаны за свою глупую самонадеянность. Им Царь был не нужен. Но не стало Царя — пошли гонения, расстрелы, издевательства над Верой. Гонения выдержали далеко не все. Многие погибли вечной погибелью, тогда как при Царе бы имели твердую надежду на спасение. Нехорошо быть столь неблагодарным и гнушаться как «безразличным» и «меня не касающимся» — даром Божиим Церкви. При Царе, хоть и хромая, но спасались середнячки. Без Царя — только герои. Нельзя быть столь высокомерным: Бог накажет падением. Это урок Священной истории.

ну вот, вы и проявились, а я все переживал…
(кстати, все Вселенские Соборы созывались и проводились православными царями, сильно вмешивающимися в вероучительные вопросы…)
лично я не подпадаю под эти анафематизмы, и мои предки не причастны к убийству царской семьи, так что не надо… и причем тут анафематизм против иконоборцев??

Православные христиане веруют по Символу веры, а те кто сочиняют свой «монархический символ веры», называют царя «искупителем» и ставят «твердую надежду на спасение» в зависимость от человека, а не от Христа, будут наказаны за свою дерзость и гореть им вечно рядышком с Иудой Искариотом и всеми ересиархами…

Протоиерей Владимир Переслегин:

Вы что-то путаете… Анафематизмы Недели Православия обязательны для всех нас. Я привел текст Последования, чтобы показать Вам учение Церкви о Православных Государях: Церковь исповедает их носителями особой благодати. Привел три анафематизма, чтобы показать контекст: на какой уровень и рядом с какими вероучительными истинами ставит Церковь данное учение.
Последний Ваш абзац для меня совсем непонятен. Ничего подобного мы не писали.

уразумейте сначала для чего были нужны эти анафематизмы, а потом цитируйте. Я не сомневаюсь что Церковь исповедает православных монархов носителями благодати особой. Вот только православная монархия — это не предмет веры. Нет слов в Символе веры: верую в православную монархию. И православные люди могут спокойно не чаять ее, никак о ней не думать вообще, и спасение конкретного человека никак не зависит от формы гос.устройства, а лишь от благодати божией.
Ваша логика лежит в основе «царебожнической» идеологии, хотя не все носители этой логики обязательно приходят к «царебожническим» крайностям.

да я и не отрицаю того, что мы были бы обязаны сто лет назад быть верными Царю, но добро пожаловать в 21век.
Тем, кто верует в православную монархию как основу своего спасения и хранит верность Царю, нужно садиться в машину времени и перемещаться в те эпохи и страны, где она была.

или, может быть, эти слова:

«Всякая душа да будет покорна высшим властям: ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению (Рим. 13:1-2). Потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести (Рим. 13:5). Бойся, сын мой, Господа и царя; с мятежниками не сообщайся (Притч 24:21). Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу (Мф. 22:21). Бога бойтесь, царя чтите (1 Пет 2:17)»

относятся не только к православным царям (коих во времена написания сих слов еще не было на земле), а вообще к высшим гос.властям?

Православные монархи отличались от других правителей наличием особой благодати, но подчинение и тем и другим требуется одинаковое.
Когда ап.Петр писал:»…Бога бойтесь, царя чтите» он имел ввиду любую высшую власть, в том числе премьер-министров, канцлеров, президентов. И написано это было древним подданным языческого римского императора.
В демократической идеологии есть нечто мифическое, нигде в т.н. «демократических странах», народ не является высшей властью, хотя это и декларируется в конституциях. Ни в США, ни во Франции этого нет по сути, у них власть формируется элитными группами. И в России народ абсолютно не имеет никакого отношения к избранию властей (вообще, у Путина высшая власть не меньшая чем у русских царей, а может и большая).
А ваша позиция,Роман, доведенная до логического завершения, приведет к анархизму. Ведь православных монархов уже не существует, значит и подчиняться не кому…

я не совсем согласен с выводами из слов Пелусиота и Ф.Полтавского, которые вы делаете. Одно дело — признавать/не признавать власть богоустановленной и другое дело — подчиняться власти.
Подчиняться законам и правилам, которые не противоречат христианской совести нужно при любой форме правления, даже если мы считаем ее небогоустановленной… Кесарю — кесарево.

А если богоустановленный православный монарх (который стал таковым лишь по факту рождения) окажется идиотом или садистом или ярым антихристом — то что тогда? Все равно «богоустановленный»?

Вообще, наследственная православная монархия — это не лучший вариант правления.
«До ухода в Египет братьев Иосифа государства у ветхозаветного народа не было, а существовала патриархальная родовая община. Государство постепенно складывается в эпоху Судей. В результате сложного исторического развития, которым руководит Промысл Божий, усложнение общественных связей привело к образованию государств.
В древнем Израиле до периода Царств существовала единственная в истории подлинная теократия, то есть богоправление. Однако по мере удаления общества от послушания Богу как устроителю мирских дел люди начали задумываться о необходимости иметь земного властителя. Господь, принимая выбор людей и санкционируя новую форму правления, в то же время сожалеет об оставлении ими богоправления: «И сказал Господь Самуилу: послушай голоса народа во всем, что они говорят тебе; ибо не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними… Итак послушай голоса их; только представь им и объяви им права царя, который будет царствовать над ними» (1 Цар. 8. 7, 9).
Таким образом, возникновение земного государства должно быть понимаемо не как изначально богоустановленная реальность, но как предоставление Богом людям возможности устроять свою общественную жизнь исходя из их свободного волеизъявления, с тем, чтобы таковое устроение, являющееся ответом на искаженную грехом земную реальность, помогало избежать еще большего греха через противодействие ему средствами мирской власти. При этом Господь устами Самуила ясно говорит, что ожидает от этой власти верности Его заповедям и творения добрых дел: «Итак, вот царь, которого вы избрали, которого вы требовали; вот, Господь поставил над вами царя. Если будете бояться Господа, и служить Ему, и слушать гласа Его, и не станете противиться повелениям Господа, то и будете и вы и царь ваш, который царствует над вами, ходить вслед Господа, Бога вашего… А если не будете слушать гласа Господа, и станете противиться повелениям Господа, то рука Господа будет против вас, как была против отцов ваших» (1 Цар. 12. 13-15). Когда Саул преступил заповеди Господни, Бог отверг его (1 Цар. 16. 1), велев Самуилу помазать на царство другого избранника Своего - Давида, сына простолюдина Иессея.
Сын Божий, владычествующий землей и Небом (Мф. 28. 18), через вочеловечение подчинил Себя земному порядку вещей; повиновался Он и носителям государственной власти. Распинателю Своему Пилату, римскому прокуратору в Иерусалиме, Господь сказал: «Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше» (Ин. 19. 11). В ответ на искусительный вопрос фарисея о позволительности давать подать кесарю Спаситель сказал: «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мф. 22. 21).
Раскрывая учение Христово о правильном отношении к государственной власти, апостол Павел писал: «Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению; а противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее; ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести. Для сего вы и подати платите, ибо они Божии служители, сим самым постоянно занятые. Итак отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь» (Рим. 13. 1-7). Ту же мысль выразил и апостол Петр: «Итак будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро, - ибо такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невежеству безумных людей, - как свободные, не как употребляющие свободу для прикрытия зла, но как рабы Божии» (1 Петр. 2. 13-16). Апостолы учили христиан повиноваться властям независимо от их отношения к Церкви. В апостольский век Церковь Христова была гонима и местной иудейской властью, и государственной римской. Это не мешало мученикам и другим христианам тех времен молиться за гонителей и признавать их власть.» из Основ соц.концепции РПЦ

Протоиерей Владимир Переслегин:

Садисты православными не бывают.
Развратники православными не бывают.
Православный монарх сам обязан руководствоваться нормами Христианской нравственности.
Если православный монарх открыто и декларативно попирает их, подчиняться ему — грех. И это уже не православный монарх, а отступник.
Святой Арсений Мацеевич не подчинился Екатерине Второй и правильно сделал. Так как сама Екатерина разрушала Христианский порядок, отнимая у монастырей земли, заселенные крестьянами, и отдавая их своим фаворитам. Однако она не решилась переступить грань открытого вольтерьянства и богоборчества, оказывая формальное уважение Лаврам и монастырям, украшая храмы и т.п. Поэтому открыто назвать ее отступницей от Веры Святитель Арсений Мацеевич (а также Святые Тихон Задонский и Павел Тобольский) не могли.
Фавориты Екатерины Орлов, Потемкин, Понятовский, Зубов, подчиняясь ее скверной похоти, вступали с ней в блудную связь, хотя обязаны были отвергнуть и не подчиниться, как Иосиф Целомудренный.
Однако при этом царица не смела отменить общественную нравственность, обязательность Закона Божия и присяги на Кресте и Евангелие для своих подданных. О ее блудных делах знал лишь двор, а вся Россия почитала ее как Православную Матушку-Царицу. Об этом хорошо написал С. Т. Аксаков в «Детских годах Багрова-внука».
Поэтому — то А. В. Суворов и подчинялся той же Екатерине Второй не за страх а за совесть, когда подавлял бунт Пугачева и когда воевал с внешними врагами православной Веры.
В последнем случае «особливая благодать православного царства», благодать помазания на царство, которую он защищал, защищая Помазанницу — помогала Суворову защищать Христианский Порядок.Это благодать Удерживающего, учение о котором является Апостольским и Святоотеческим, но, к сожалению, проигнорировано в Основах соц. концепции. Учение об Удерживающем не имеет ничего общего с «царебожием» и иными гностическими заблуждениями, которые Вы почему-то инкриминируете нам.
Единственный случай, когда венчанный на царство Православный Государь открыто шел против учения Христа — Иван Грозный. Он настаивал, что имеет право казнить невинных — и этим попирал Закон Божий. Поэтому в его случае можно говорить о том, что благодать Удерживающего в нем не совершалась. А во всех других вплоть до крайнего случая Екатерины Второй — совершалась и приносила благие плоды. Какие плоды? Обеспечение подданным условий спасения душ силой государственной власти. Когда переход в инославие был запрещен, когда за аборты казнили, когда исповедаться и причащаться были обязаны — тогда средний человек спасался, шел в Рай. При Грозном средний человек становился опричником и убийцей, шел в ад. Удерживающий не вел в Рай, но препятствовал аду. Теперь его не стало, спасаются лишь подвижники и герои духа.

возможно за то что подданные царя обязаны были по закону раз в год исповедаться и причащаться, и было попущено уничтожение Российской империи. Вера — штука добровольная, ее превращение в обязаловку закончилось страшным погромом Русской Церкви и монархии. Милость в том что поголовно не истребили всех церковников, и многим аристократам удалось убежать.
Силой никого в рай не загонишь. Обеспечение подданным условий спасения душ силой государственной власти не вело людей в рай. У человека есть свобода гномической воли, государство не может ее нарушить, ее даже Бог не нарушает.
Эти ваши экстравагантные рассуждения про удерживающего и спасение среднего человечка я встречал у царебожников.

после отнятия удерживающего «…откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего
9 того, которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякою силою и знамениями и чудесами ложными». Поскольку данный беззаконник еще не открылся и не убит Христом, значит и удерживающий еще не взят от среды.

Протоиерей Владимир Переслегин:

От себя могу добавить, что столь высокомерное отношение к участи слабого человека (не «человечка», а человека!) — как раз является характерным артефактом современной массовой культуры, гламурной и ширпотребной одновременно. Как раз признаком такого духовного ширпотреба современности является пренебрежение к ближнему. Иначе не было бы миллионов жертв реформ, не было бы замерзающих бомжей на улицах, безнаказанных убийств среднего человека, и т п. Это массовая идеология: бомж? сам виноват! Каждый сам кузнец своего счастья!

Это гнусно.
Это против любви к ближнему, против Евангелия.

Протоиерей Владимир Переслегин:

Нет, зависит от Христа, Который неисповедимыми судьбами строит спасение человеков, Который один воздвизает и низлагает Царей. Ибо «Мною цари царствуют». И: «Что Бог очистил, того ты не почитай нечистым» (Деян 10: 16). Зависит от воли Божией. Есть благоприятные для спасения периоды истории, и есть неблагоприятные. Не все зависит от миссии. «Отворяет — и никто не затворит, затворяет — и никто не отворит» (Откр 3: 7). И даже если миссия — кровь мучеников за Христа. Ряспоряжается плодами Бог. Не вы Меня избрали, но Я избрал вас. Бог знает, когда дать и когда забрать Христианскую Империю.

И полегче, пожалуйста, в выражениях, молодой человек. Думайте, прежде чем написать.

Полностью поддерживаю о.Владимира,сама недавно только пересмотрела на некоторые проблемы свои взгляды.И к сожалению,должна отметить,что мнение Николы не только характерно артефакту современной массовой культуры,но,и,наверное, является результатом злонамеренной большевитской пропаганды,целью которой являлось и порочное привитие заблуждений отгосительно Царя и монархии в целом.
При чем здесь ересь «царебожия»? Вы бы,Никола,прежде,чем приводить эту ересь как основной довод,разобрались,что это такое вообще.Единственное,что хочу отметить,что если Вы не доверяете Церкви,и не хватает у Вас сил вместить это вероучение о Царе,то помимо молитвы к Господу,о том,чтобы Он помог Вам прозреть,попробуйте расширить свой кругозор и углубить свои знания в области истории и политологии прежде всего.Мне все-таки кажется,что Вы немного уперлись в некоторые удобно подобранные цитаты из Писания и больше Вам ничего не нужно.

Царь нужен, как единственно возможная личность на земле, в государстве, с «делигированными» Божественными полномочиями (Божий помазанник), к ногам которой не зазорно, а удобно склониться среднему маленькому человечку и поцеловать ея сапоги, попросить заступничества, помилования, и т.д., просто ощутить свою малость по отношению к высшей по отношению к себе личности.
Но Царя часть населения считала и считает обычным (равным в правах) человеком, а не высшим в иерархии (помазанником Божьим), также как неверы считали и считают Христа обычным человеком, а не Богом. Не могут они ни как этого себе позволить из-за гордыни – ни Бога ни Царя – единственное неиллюзорное для них это свое Я.
Царь это продолжение обычного человека. Это нормальная человеческая потребность в иерархии.
Когда нет Царя человеку не с кем себя соотнести (кроме Самого Христа, при условии наличия веры в Него), ему становиться неуютно и пресно жить, и он «вырастает» из своей личности, соотнося себя самим с собой (личностная позиция сатаны). К чему это приводит известно.

«Да вси едино будут: якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут» (Ин. 17:21).
Архиепископ Антоний (Храповицкий) берётся разъяснить «действительный смысл [этих] Божественных словес»: «…Все [верующие] сопричтутся в одно стадо с Апостолами, – когда и где? Где они все будут вместе? На это отвечает Апокалипсис: «Агнец, Который среди Престола, упасет их, и наставит их на животныя источники вод, и отрет Бог всякую слезу с очей их» (Апок. 7:17). К той же, не настоящей, а будущей жизни относятся слова Христовой молитвы. Разве возможно уподоблять единству Отца и Сына единомыслие и даже братскую любовь людей на земле? Можно ли так унижать высокое устремление последних молитвенных пожеланий Искупителя? Он молится о Своих учениках, об их единстве, не административном, ни вероисповедном (оно уже было осуществлено): но о полном единении их в ничем не нарушимой любви и согласии помыслов, – о том, чтобы они и уверующие их ради во Христа… составили того единого «нового человека», в котором бы их единство, т.е. единство всех верующих с апостолами (значит – вне-временное) по степени своей полноты и силы уподоблялось бы единству Лиц Пресвятой Троицы. Где и когда это будет? Конечно в жизни будущей, для спасенных душ, а не на земле» (С. 467-468).
В этом учении нет никакого места ни для святоотеческого понятия о Церкви как о Теле Христовом, где все причащающиеся истинной Евхаристии уже сейчас едины со Христом и со всеми спасенными, достигшими обожения и ставшими едино со Христом; здесь нет понятия о Церкви как о Царствии Божием, пришедшем в силе, где уже здесь и сейчас – вечность для всех причащающихся Тела и Крови Господних, и где живет Христос и будет в ней до скончания века, как обещал Сам. Хотя архиеп. Антоний в других своих работах и упоминает о Церкви, что это Тело Христово, но очевидно, что это понимание у него неправославно: в «Догмате Искупления» он дает странное толкование Телу Христову – Церкви, говоря о каком-то будущем объединении Христа «в одно Существо со всеми нами», при этом Он «назовется уже единым Новым Человеком или единою Церковью, будучи, в частности, ее главою».
Архиеп. Антоний недаром не ссылается при изложении такого странного учения о Церкви ни на каких Святых отцов, ибо они так никогда не учили. Он много говорит о значении «сострадающей пастырской любви», но ничего не говорит об обожении и о Святых, которые становятся богами по благодати, и так именно достигается – уже здесь на земле – их полное единство с Богом; в Церкви мы объединяемся в реальном Теле Христовом – Теле Божием, том самом, которое страдало на Кресте: «Дабы не только по духу, но и по телу мы были одно с Ним, – плоть от Плоти Его и кость от Костей Его, – Он, посредством Сего Хлеба, даровал нам соединение с Ним. …Мы не только тесно прикасаемся, но и, чрез причащение Божественного Сего Хлеба, соединяемся с Телом Христовым, и не только становимся единое тело, но – и единый дух со Христом» (Св. Григорий Палама).

Фотиния.:

Есть еще интересная статья:»Идеал любви и трагедия власти:митрополит Антоний (Храповицкий)»образовательный портал Слово. Там еще написано Митрополит»прямой наследник профессора протопресвитера Иоанна Янышева»,но первые учителя это,как и на:Антимодернизме отмечено:Им.Кант,В.Соловьев,Достоевский он был для него»не только учитель жизни,но и пастырства»и подчеркивается,что чтение и изучение романов писателя,как раз и привело м.Антония к решению(«как итог рассуждений»)написать статью»догмат Искупления».1917г»Чем именно искупляет и возрождает нас Господь»-так нахально,без приглашения,лезет в души православных со своими вопросами и ответами новый»Алеша Карамазов»-митр.Антоний,катает свой «катехизис»,и устилает скатертью дорогу модернистам.Он великий для них авторитет,опора,возможно,без митрополитаХр.,никто из них так не преуспел бы в разрушение Православия.

Вчера Архиерейски собор РПЗЦ очень жестко помянул митр. Антония: «Богословие митрополита Антония вернуло церковное сознание к святоотеческим истокам; очистило русское богословие от чуждых и наносных влияний и во многом определяло богословие Зарубежной Церкви…» //www.pravoslavie.ru/104494.html

Кто такой Антоний? Он защитник жида Бейлиса выкачавшего кровь христианскую из отрока Андрея Ющинского, для масонского ритуала на мацу. И вообще Антоний Храповицкий защищал от погрома евреев богоубийц, признавал врагов христианства как избранный народ Божий, но распявший Господа нашего Iисуса Христа,.

Антоний Храповицкий, стяжавший себе славу в Православной Церкви как передовой ученый богослов конца XX столетия, на самом деле явился как внутренний враг Церкви.

Это он в 1912 году в Святейшем Синоде оказался главным и первым имяборцем.

А имяборчество по духу своему является Христо-убийцей.

Распявшие Iисуса Христа богоубийцы ненавидели даже Имя (Господа) Iисуса и строго настрого, под угрозой мучений запрещали святым Апостолам учить об Имени Господа Iисуса (Деян. 4,17; 5,28).

Также и имяборчество ненавидит Имя (Господа) «Iисусъ», отрицает Его Божество, называет Его простым человеком, а Имя Иисуса называет простым человеческим именем, и по духу своему является родным богоубийству жидовскому. Так же и Антоний Храповицкий является по духу своему братом богоубийцам, и также как и они ненавидел Имя (Господа) «Iисусъ», и как жиды ненавидели святых Апостолов, так Антоний ненавидел, исповедников Божества Имени Iисуса славящих это Сладчайшее единственное Имя, которым, по учению св. Апостола Петра только этим Именем можно спастись (Деян. 4,10-12).

Поэтому, Антоний Храповицкий является, как говорит о таковых св. Iоанна Златоуст, предтечей антихриста. Это Антоний заразил жидовским имяборчеством всех других шесть архиереев членов Синода. Да так заразил, что член Синода архиеп. Сергий Страгородский от ненависти к Сладчайшему Имени (Господа) «Iисусъ» в знак отрицания Его Божества, в своем кабинете написал на листке бумаги Имя (Господа) «Iисусъ», бросил на пол этот листок с Именем Господним «Iисусъ» и топтал его растирая своими ногами.

Это он Антоний Храповицкий в редактируемом им Журнале «Русский Инок» публиковал в своих статьях хульное учение об Имени Господа «Iисусъ» распространяя свою хулу на это Имя и на Имя Пресвятой Богородицы, чем возмутил иночество в русских монашеских обителях.

Это он Антоний Храповицкий организовал трех синодальных докладчиков и заарендованного специально для похуления Ипени Божия преподавателя латинского языка професСОРа С.В.Троицкого написать свои доклады против Божества Имени Бога и против Имени Господа Iисуса, и на основании этих докладов, архиеп. Сергий Страгородский топтавший своими ногами Сладчайшее Имя Господне «Iисусъ» написал богохульное Послание «Святейшего Синода» датируемое от 18 мая 1913 года и опубликованное на весь мiр в № 20 Церковных Ведомостей, на стр. 277-286 и в «Прибавлениях» к № 20 Ц.В. стр. 853-909). Все духовенство Российской Церкви приложило свои подписи под этим Посланием Синода в знак принятия ими вероотступного учения Синода, как истинной Православной Веры Апостольской и свято-Отеческой.

А потом Синод командировал на Святую Гору Афон члена Синода архиеп. Никона Рождественского на военном судне обманным путем испрошенного у Царя Никола II с частью воинства русской армии, который свершил на Афоне погром двух русских обителей и избиение штыками и прикладами Афонских иноков отказавшихся подписаться под богоборческим Посланием Синода.

Вот кто такой Антоний Храповицкий! В эмиграции, после революции в России, как глава тамошней «православной» имяборческой церкви Антоний Храповицкий благословлял чадам своей церкви вступать в масонство, до определенной ложи.

По духу брат богоубийцам, Антоний Храповицкий в эмиграции составил свой богоборческий катехизис в котором отрицал необходимость для искупления мiра крестных страданий Господа Iисуса Христа и учил, что Iисусъ Христос еще до Своего распятия, в Гефсиманском саду в своей молитве к Отцу Своему Небесному, когда обливался потом каплющим как кровь, уже тогда искупил мiр.

Чем же пахнет этот катехизис Храповицкого? - отрицанием реального Искупления мiра на кресте Господом нашим Iисусомъ Христомъ - ослаблением или даже полным отрицанием силы Креста и Крестных Заслуг Iисуса Христа.

Как Христо-убийцы евреи даже до сих пор ненавидят Крест Христов, так и дух сатанинский живший в Антонии Храповицком хотел похулить Крест и Крестные страдания Спасителя на Кресте за род человеческий. Но еретический катехизис Антония Храповицкого изобличил архиепископ Феофан (Быстров) Полтавский, и он не был издан. Антоний Храповицкий за это возненавидел архиеп. Феофана и запретил его дальнейшую деятельность и последний скончался в затворе в одном местечке во Франции.

Умирая на кресте распятый на нем Спаситель наш Iисусъ Христосъ произнес последнее Свое слово: «Свершилось!» и испустил свой дух..

Что свершилось?

Свершилось - Искупление! Свершилось на Кресте, а не в Гефсиманском саду при молитве Iисуса к Отцу Своему Небесному!..

И этого Искупления, признанием ненужной смерти на кресте Спасителя, хотел лишить весь человеческий род Антоний Храповицкий, недостойно принявший в эмиграции звание Митрополита. А его подхалимы, усердно назвали Антония Храповицкого «блаженнейшим»; - а он «блаженнейший» предтеча антихриста…

Кто защищает Имяборческий Синод, тот защищает богоотступничество Синода и признает своим наставником предтечу антихриста архиеп. Антония Храповицкого вкупе со всем составом Синода повергших Российскую Церковь в погибельное отступление, предсказанное св. ап. Павлом (2 Фесс. 2,3).

Крестецкий уезд, Новгородская губерния — 28 июля (10 августа) 1936, Сремски-Карловци, Югославия) — епископ Православной российской церкви; с 30 мая 1918 митрополит Киевский и Галицкий; впоследствии, после Гражданской войны в России, первый по времени председатель Архиерейского синода Русской Православной Церкви заграницей. Богослов, философ.

Отец — Павел Павлович Храповицкий — новгородский помещик, генерал, принадлежал к роду Храповицких, московских дворян, упоминаемых с 1676 года. Отец приходился внуком кабинет-секретарю А. В. Храповицкому. Мать — Наталья Петровна Веригина — дочь малороссийского помещика Харьковской губернии. Семья имела 4-х сыновей; Алексей был третьим.

По переезде семьи в Санкт-Петербург Алексей начал принимать участие в архиерейских богослужениях в качестве жезлоносца и книгодержца.

Девяти лет Алексея, вопреки его желанию учиться в духовном училище, отдали в 5-ю СПб гимназию, что на набережной Екатерининского канала. Гимназия имела репутацию одной из самых строгих в столице.

Гимназические годы Алексея Храповицкого пришлись на конец царствования Александра II. Глубокое впечатление на юного Храповицкого произвела публичная речь Ивана Аксакова после убийства Императора на предсмертные слова его: «Домой, домой!». В речи содержалось осуждение как Санкт-Петербурга, так и всей постпетровской России; Аксаков призывал русских государей возвратиться в исконную столицу.

Посещал лекции Владимира Соловьева, а также публичные выступления Фёдора Достоевского, которым восторгался как знатоком человеческой души. Позже в России и русской эмиграции было распространено мнение, что Алёша Карамазов в романе Достоевского был написан с юного Храповицкого; но, по утверждению последнего, они не были лично знакомы.

В 5-м классе гимназии написал службу святым Кириллу и Мефодию, которая впоследствии, в 1887, была одобрена Синодом для богослужебного употребления и вошла с состав дополнительной Минеи.

С детства был горячим поборником восстановления патриаршества в Русской Церкви, глубоко чтил Патриарха Никона, полагая его «величайшим человеком русской истории за последние 200—300 лет, а может быть и всей русской истории».

В 1881 году, по окончании гимназии, выдержал вступительные экзамены в Санкт-Петербургскую духовную академию; поступление сына дворянина, закончившего гимназию, в Духовную академию было тогда шагом чрезвычайно необычным, ибо туда шли преимущественно выпускники семинарий, то есть дети духовенства.

Когда Храповицкий был на четвёртом курсе, инспектором Академии был назначен архимандрит Антоний (Вадковский). Ближайшими друзьями Алексея Храповицкого были Михаил Грибановский (впоследствии епископ Таврический) и студент Иван Страгородский (впоследствии, с 1943 года, Патриарх Московский и всея Руси).

В 1885 году закончил Санкт-Петербургскую духовную академию. Через 4 дня по окончании курса, 18 мая 1885 года, 22-х лет, принял постриг в академический церкви; был наречён Антонием в честь прп. Антония Римлянина, Новгородского чудотворца (память — 3 августа). Рукоположён во иеромонаха.

По окончании Академии в 1885 году был оставлен при ней профессорским стипендиатом.

С 1886 года — преподаватель гомилетики, литургики и каноники в Холмской духовной семинарии.

С 1887 года — исполняющий должность доцента Петербургской Духовной Академии по кафедре Священного Писания Ветхого Завета.

В 1888 году ему присвоена степень магистра богословия после защиты диссертации на тему: «Психологические данные в пользу свободы воли и нравственной ответственности». В этом же году утверждён в звании доцента Академии.

В 1889 году назначен исполняющим должность инспектора Петербургской Духовной Академии

В 1890 году Антоний был возведён в сан архимандрита и назначен ректором Санкт-Петербургской духовной семинарии.

С 1891 года — ректор Московской духовной академии.

С 1894 года — ректор Казанской духовной академии (по 1900 год).

1 марта 1899 года, в связи открытием в Казани второго викариатства, назначен епископом Чистопольским, первым викарием Казанской епархии, с оставлением в должности ректора.

14 июля 1900 года Высочайше утверждён доклад Синода о бытии ему епископом Уфимский и Мензелинский (самостоятельная епархиальная кафедра в Уфе); 17 августа избран почётным членом Казанской духовной академии.

27 апреля 1902 года переведён на Волынскую кафедру (епархиальный центр в Житомире) епископом Волынским и Житомирским, Почаевской Успенской лавры священноархимандритом.

В 1905 году — один из организаторов Союза русского народа; возглавлял его Волынское отделение. Во время первых еврейских погромов он выступил с крайне резким осуждением насилия. Так, в прочитанной в Житомире проповеди, посвящённой кишинёвскому погрому, он сравнил его участников с Иудой и дикарями-каннибалами.

Состоял почётным членом «Казанского Общества Трезвости» и Казанского отдела Русского собрания. Он стал первым архиереем-членом Русского собрания.

22 апреля 1906 года избран членом Госсовета от монашествующего духовенства, состоял в группе правых. 13 января 1907 года сложил с себя полномочия члена Госсовета.

В марте — декабре 1906 года состоял членом Предсоборного присутствия при Святейшем Синоде, где председательствовал в VI отделе «По делам веры: о единоверии, старообрядчестве и других вопросах веры».

В марте-апреле 1908 года руководил Высочайше назначенной ревизией Киевской Духовной Академии, приведшей к уходу её ректора — епископа Платона (Рождественского), что обусловило впоследствии неприязненные отношения двух иерархов в эмиграции. По позднейшему мнению протоиерея Георгия Флоровского, ревизия «не была беспристрастной, особенно в Киевской академии».

В июле 1908 года председательствовал на 4-м Всероссийском миссионерском съезде в Киеве.

В 1911 году издал 2-е собрание своих трудов и 14 июня того же года советом Казанской академии был удостоен степени доктора богословия (утверждён в звании Святейшим Синодом 15 июля). Награждён бриллиантовым крестом для ношения на клобуке.

В 1912 году председательствовал на 1-м Всероссийском единоверческом съезде; выступал с осуждением имяславия как ереси.

В 1912 году назначен членом Святейшего Синода с оставлением на Волынской кафедре; обер-прокурор В. К. Саблер предложил его кандидатуру на замещение СПб кафедры, но предложение не было принято императором.

В 1912—1913 годах участвовал в работе Предсоборного совещания.

В феврале 1913 года находился в Петербурге, принимая участие в праздновании 300-летия Дома Романовых, в частности, 21 февраля сослужил Антиохийскому Патриарху Григорию IV, который возглавил торжественную литургию в Казанском соборе (Архиепископ Антоний был инициатором приглашения Патриарха Григория на торжества). За несколько дней до начала юбилейных торжеств, по его поручению, с соизволения императора, в Петербург из Житомира была привезена Почаевская икона (находилась временно в Житомире ввиду угрозы войны)

1 мая 1917 года, после падения монархии, уволен на покой ввиду недовольства им со стороны новых властей и части духовенства епархии, с назначением местожительства в Валаамском монастыре, где написал сочинение Догмат искупления, вызвавший впоследствии острую критику богословского характера. Был избран на Всероссийский Поместный Собор (открылся 15 августа) от монашествующих, но участвовал как епархиальный архиерей, так как в августе был вновь избран на епархиальном собрании в Харькове на прежнюю кафедру (избрание утверждено 16 августа).

С августа 1917 года — участник Поместного собора 1917—1918 годов, позже член Совета Поместного собора и первый (по числу голосов: получил 101 голос) из трёх кандидатов на патриарший престол. 18 октября 1917 года произнёс на Соборе речь в пользу восстановления патриаршества в Российской Церкви, произведшую впечатление.

5 ноября 1917 года, сразу по избрании на патриарший престол чрез жребий митрополита Московского Тихона (Беллавина), прибыл с другими архиереями-членами Собора в Троицкое подворье (резиденцию Московского митрополита), где приветствовал последнего от имени Собора. В ответ, нареченный Патриарх, поблагодарив всех архиереев, обратился лично к архиепископу Антонию, сказав, в частности: «Припомним, как в годы нашего учения в академии блаженной памяти наставники наши преосвященные Антоний и Михаил и Вы, ныне здравствующий владыка Антоний, в беседах, и часто после вечерней молитвы говорили студентам о восстановлении патриаршества. Владыка Антоний паче других потрудился в сем деле и мы свидетели сего. Пропоём ему многая лета».

30 мая 1918 года избран митрополитом Киевским и Галицким; в июле избран председателем Всеукраинского церковного собора.

С мая 1919 года фактически возглавлял Высшее Церковное Управление Юга России на территориях, подконтрольных Белому движению.

Покинул Россию из Новороссийска в марте 1920 года, прибыв в Афины, откуда перебрался на Афон, где планировал остаться, но пробыл около 5 месяцев.

В сентябре 1920 года был вызван Врангелем в Крым, откуда 6/19 ноября 1920 года эвакуировался вместе с его армией и другими беженцами в Константинополь.

В феврале 1921 года переезжает в Сербию, где в ноября — декабре 1921 года провёл Первый Заграничный («Карловацкий») Собор.

До своей кончины в 1936 возглавлял Русскую Православную Церковь заграницей. Был ярым оппозиционером митрополита Сергия (Страгородского) и возглавляемого им де-факто Временного Патриаршего Синода в Москве, находившегося под полным контролем руководства СССР. 22 июня 1934 году Московская Патриархия запретила митрополита Антония и иже с ним в священнослужении.

До конца жизни оставался убеждённым монархистом. Архимандрит Киприан (Керн) писал о его политических взглядах: "Царь и монархия для митрополита именно и не были вопросами политическими, а чисто религиозными. Он и не сопоставлял и не мог сопоставлять монархию с другими обликами государственного устройства, потому что все остальное было политическое, человеческое, государственно-правовое, а монархия почивала на библейской теократии, на священноначалии. Потому-то политика и была ему чужда. Царь был религиозно оправдан, а идеологию конституционного либерализма, кадетской партии, республики никак нельзя было религиозно канонизировать. Отсюда и известный антониевский афоризм: «Терпеть не могу слов, кончающихся на „уция“: конституция, революция, проституция…».

В Воззвании к православным русским людям 13 сентября 1929 года признал Великого Князя Кирилла Владимировича императором с 1924 года, хотя ранее признавал «Верховным Вождём» Великого Князя Николая Николаевича.

Тепло относился к воспитанному при русском Дворе югославскому королю Александру I Карагеоргиевичу, которого одно время даже рассматривали в РПЦЗ как возможного претендента на русский престол. Приветствовал возвращение на престол в 1935 году находившегося до того в изгнании греческого короля Георга II, написав, что видит в том «второй и третий шаг к возвращению славного прошлого и великого будущего Православной Империи», о создании которой он мечтал.

В 1920-е в своих посланиях неоднократно выражал мысль о том, что за режимом большевиков в России стоят евреи; так, в своём послании от 12/25 сентября 1929 года в связи с событиями на КВЖД писал: «<…> мы от имени Св. Церкви, от имени Христова молим вас, отцы, братие и сестры во Христе, подняться с того далёкого края нашего отечества по сию и даже по ту сторону китайской границы, восстать против врагов нашей родины, против злых безбожных и руководящих оными христоненавистников-иудеев, именно тех, которые стоят за спиной неразумных большевиков <…>».

В последние годы своей жизни митрополит Антоний не мог вставать и ходить.

Скончался 10 августа 1936 года. Погребён на Новом кладбище Белграда, в склепе Иверской часовни.

Патриарх Московский и всея Руси Алексий I, находясь в Югославии в 1945 году, отслужил панихиду по митрополиту Антонию.

Воспоминания современников. Оценки.

В 1905 году Храповицкий так отвечал А. Г. Булыгину (из записок Д. Н. Любимова): «Владыка отмечал с прискорбием начавшуюся борьбу с самодержавием и предупреждал, что в этой борьбе русский народ будет порабощён врагом всех дорогих и священных устоев тысячелетней жизни России… Россия распадётся на части». «Тогда, — вспоминает Д. Н. Любимов, — это казалось крайним преувеличением».

Некоторые усматривали в его воззрениях папоцезаризм. Так, Павел Флоренский писал в своём труде, составлявшемся в 1908—1918 годах: «В церковных кругах, считающих себя правилами благочестия и столпами канонической корректности, с некоторых пор стараниями главным образом архиепископа Антония (Храповицкого) стала культивироваться мысль о безусловной необходимости неограниченной церковной власти и склонность к светской власти так или иначе коллективной, например ограниченной коллективно выработанной конституцией или решениями того или другого представительного органа».

Полемику и критику вызывали (в основном в эмиграции) его богословие и в особенности сотериологические взгляды: прот. Иоанн Мейендорф, полагал учение Антония об искуплении «явно несовместимым с православным пониманием»; прот. Георгий Флоровский называл общее направление его богословской мысли «моралистическим психологизмом», отмечая, что Антония не интересуют онтологические основания его учения, его соответствие догматам Халкидонского Собора о 2-х природах Христа и VI Собора о 2-х волях.

Мистика была для митрополита Антония почти то же, что и хлыстовство. Он не хотел отличать подлинно церковной мистики наших исихастов от неправославной аффектации крайних католических проявлений мистики. Любопытно и то, что владыка очень осторожно относился к Иисусовой молитве. «Лучше по молитвеннику молиться, чем четку тянуть и повторять одно и то же в ожидании небесного света». Этим объясняется его крайне непримиримое отношение к имяславию. Известно его и архиепископа Никона (бывшего Вологодского) участие в разгроме афонских имяславцев. Показательно тут не то, что Антоний восстал против крайних проявлений имяславчества, происходивших от дремучей непросвещенности и богословской беспомощности безграмотных мужичков-афонитов, а его абсолютное невосприятие всей проблемы имени. Антоний был крайним номиналистом. В этом смысле Антонию был абсолютно чужд Платон.

Т.А. Аметистов, большой почитатель митрополита Антония, человек богословски сведущий, очень острого и циничного ума, однажды в минуту безделья в Константинополе сказал митрополиту Антонию по поводу его отношения к исихазму, Паламе, мистике и т.д. буквально следующее:

«Вот я представляю себе, Владыко, что Вы встретились бы со свт. Иоанном Златоустом и свт. Григорием Паламою, и Вы бы им сказали так: “И охота Вам, преосвященнейший Григорий, писать вещи, которые ни люди не понимают, да и Вы сами объяснить толком не можете. Вот взяли бы пример с преосвященнейшего Иоанна: все у него ясно и применимо к жизни, все имеет нравственное обоснование”».

Антоний, конечно, очень оценил выходку Аметистова, поняв всю ее меткость и остроту.

Цельность митрополита проявлялась особенно сильно в его взгляде на Церковь. Он стоял на безусловно правильном и единственно возможном понимании единства Церкви. Церковь - одна. Других Церквей нет и быть не может. Все, что не согласно с этой единой Церковью: в смысле вероучительном, в единстве догматического предания или в смысле каноническом, в единстве богоустановленной иерархии, - все это ересь, раскол, самочинное сборище. Этот взгляд для многих может показаться слишком формальным, слишком упрощенным, слишком узким. Да! Митрополит Антоний был очень далек, просто совершенно не конгениален современным нам так называемым экуменическим настроениям, когда боль о разделении церковного единства и чувство братской любви к иноверным и инославным приводит к такой уже широте и такой догматической и канонической индифферентности, что границ Церкви вообще не видно, что разницы между богоустановленной иерархией и самосвятами незаметно и готовы устраивать общение в молитве со всяким, называющим себя священником, но не имеющим на то никакого ни формального права, ни основания по существу. Тайна Церкви остается всегда тайной. В основе учения о Церкви лежит восприятие ее как мистического Тела Христова, и одними только формальными определениями катехизиса, что Церковь есть общество верующих, объединенных одной верой и т.д., не исчерпать всей проблемы Церкви. Но от катехизиса митрополита Филарета до Стокгольмских, Эдинбургских и Оксфордских постановлений очень далеко.

Митрополит Антоний стоял на точке зрения канонов, соборных постановлений, на учении Киприана Карфагенского и вообще святых отцов, на учении, вполне разделяемом и римо-католиками: что не согласно с Церковью, основанной на единстве вероучения и единстве иерархии, все это - не Церковь. Поэтому митрополиту и была близка диссертация архимандрита Илариона (Троицкого) и учение А.С.Хомякова.

Молясь о единстве Церкви, владыка всегда понимал эту молитву как прошение о присоединении еретиков и раскольников к Православной Церкви. В этом он был близок с римо-католиками. Церковь - одна, поэтому Рим и не может стоять на равной линии с англиканами, лютеранами и протестантами. Поэтому-то Рим и не участвует как равный на экуменических съездах, а присутствует только как наблюдатель и сторонний судия, судящий с точки зрения не комбинаций и соглашений разных заблуждений, а с точки зрения единой, непреложной и никогда не меняющейся церковной позиции и церковного критерия.

Но владыка совершенно так же расценивал и само католичество. Рим для него был также еретик и больше ничего. Он отрицал у католиков все, кроме права называться еретиками. Их таинства - не Таинства, их священство - не священство, их иерархия безблагодатна. Известен его афоризм, что папа - простой мужик. Тут-то, как мне кажется, митрополит не различал основной так называемой экуменической проблемы, а именно: одно самосвяты, англикане и раскольники, беспоповцы-лютеране, а другое - Рим с его непрекращавшейся апостольской преемственностью иерархии, с единством учения, с святоотеческим преданием, с общением святых, с почитанием, перешедшим в особый культ, Богоматери и Ее непорочного зачатия, с Таинствами, признаваемыми и нами, с чудесами. Как мне представляется, подлинная боль и язва церковной проблемы именно в вопросе нашей отделенности от Рима, а не в потугах уступничества и соглашений с разными самосвятными сообществами, возникшими из Лютерова и Кальвинова откола от Римской Церкви.

Митрополит Антоний смешивал эти две проблемы. Он одинаково судил и о латинах, и об англиканах или лютеранах. И если можно и даже должно требовать безоговорочного присоединения всех этих отщепенцев от подлинного предания и иерархического начала к Единой Церкви и если только такой, на мой взгляд, подход к экуменической проблеме возможен, то в отношении к римо-католицизму митрополит не понимал всей остроты вопроса и зачеркивал все, что требовало внимательного и осторожного изучения.

Митрополит мыслил о Церкви и о догматах в духе древних канонов. Он подчеркивал всегда в прошлом церковной жизни те прещения и канонические постановления, которые в наше время всецело забыты. Отлученного соборным постановлением от единства церковного считал возможным принять только через установленный чин покаяния или миропомазания. Он умилялся тому, что на Востоке у греков (равно как и у наших старообрядцев) продолжает существовать запрещение причащаться на 3, 5, 7 и больше лет. Раскольника или еретика он считал безусловно вне Церкви. Церковь была для него таинственной жизнью в Таинствах, а не мертвым консисториальным аппаратом. Он, как и свт. Киприан Карфагенский, не понимал слова «перекрещивание». Еретика можно только крестить, а никак не «перекрещивать», ибо вне Церкви нет крещения.

Он любил эти древние запрещения наших канонов об абсолютном неучастии с раскольниками или еретиками ни в чем. «Даже и из общей чаши не пить, даже и в бане не мытися купно». А когда ему, бывало, задавали тот же вопрос о Церкви в его сотериологическом аспекте, то есть ставили вопрос о спасении, спасутся или нет те или иные отщепенцы, он отвечал: «Якоже и китайцы, ибо у Бога все возможно».

Невероятно милостивый и снисходительный в отношении личностного греха и падения по слабости (влияние Достоевского), он был неумолим и до крайности принципиален и узок в вопросах конфессиональных и церковно-канонических.

Это же отношение к церковно-канонической дисциплине определило позицию митрополита и в вопросе так называемого заграничного раскола. Не входя в обсуждение вопроса по существу, надо все же сказать, что владыка Антоний не остался последовательным проводником своих канонических принципов. В Константинополе в начале эмиграции он отрицательно относился к плану епископа Вениамина (Федченкова) об организации Высшего Церковного Управления за границей, подчиняясь в Царьграде патриарху Вселенскому. А потом он под влиянием своего политического окружения организовал сначала на территории Югославии свое Управление с Синодом и Собором (в чем очень мешал Сербской Церкви и вызывал большое неудовольствие патриарха Варнавы, который мне это сам неоднократно говорил), а потом распространил свое управление и на всю Европу и даже на весь мир, совершенно не считаясь с канонической традицией о прерогативах Вселенского престола .

Но не этого вопроса собираюсь я здесь касаться, а хочу только вспомнить, что митрополит перенес в очень провинциальную распрю нашего зарубежья атмосферу соборных прещений, канонических постановлений и проч. Карловацкий Собор себя считал единственно правым, а в доказательство своей правоты и власти начал запрещать, отлучать, а главное, произносить страшные слова о недействительности Таинств у евлогиан и т.д. Сколько душ было этим смущено, сколько сердец было лишено на долгое время церковного утешения! Но сам митрополит был в этом вопросе непоследователен и нелогичен.

Нашу эмигрантскую церковную распрю он громко называл расколом, своим Соборам придавал значение такое же, какое имели Соборы древнего времени, когда и люди и обстановка были совершенно иные по духу и культуре. Он искал Афанасиев и Григориев в обстановке нашего церковного расхождения и был поддерживаем в этих своих поступках и мыслях людьми дурного совета, которые потом сами же переменили окраску и предали его же, Антония. Началась та всем памятная полемика, подтверждаемая канонами Соборов V-VI веков, соборными постановлениями, цитатами из святых отцов.

Митрополит, а главное - безответственное окружение политиканствующих его советников широко говорили о безблагодатности священнодействий «евлогиан». Митрополит в Белградской церкви совершил вторичное отпевание (разумеется, заочное) почившей государыни императрицы Марии Феодоровны, ибо отпевание митрополитом Евлогием он считал недействительным. Страшно и вспомнить! И тут-то у меня (тогда уже архимандрита) произошло крупное недоразумение с митрополитом, так как я отказался участвовать в этом отпевании, после чего меня владыка укорил и пригрозил, что сегодня ночью ко мне явится покойная государыня, как Пиковая Дама. Признаться, и сравнение было неудачным, и настроение, в котором это говорилось, было очень раздраженным. Юпитер сердился. Был ли он прав? Так его настроили политиканствующие советники.

Что сам он так не думал, видно из неоднократных моих с ним разговоров наедине, в обстановке мирной и благожелательной. Так, например, когда один из наших бывших студентов N, уехавший в Париж, женился там, кто-то из молодежи сказал об этом митрополиту и спросил его, венчан ли N или это безблагодатное венчание?

Митрополит, разглаживая свою великолепную бороду и насупившись, сказал, стиснув зубы: «Глупости. Конечно, венчан. Два старых дурака поссорились из-за выеденного яйца, а потом раздули». Вот в этом весь Антоний с его непоследовательностью.

Еще лучшим доказательством его настроения была самая сцена «примирения» его с митрополитом Евлогием, приехавшим весной 1933 года в Белград и просившим прощения у Антония. Присутствовавшие при этой картине вспоминали ее со слезами. Два старых архиерея лежат друг у друга в ногах, просят о прощении и требуют каждый над собой прочтения разрешительной молитвы. Сцена поистине из патерика древних времен.

Скажу, наконец, что митрополит Антоний, сам предельно церковный человек, мыслящий в категориях канонов, соборности и святоотеческого предания, начал и в жизнь проводить эти принципы, проводить безоговорочно и остро, забыв совершенно, что среда, в которой он действовал, забыла все эти принципы давным-давно и была совершенно канонически невоспитанна и безграмотна. Он не учел исторически изменившейся обстановки. Сам по своему духу и воспитанию будучи живым носителем церковно-канонических принципов древности, он захотел подчинить этим принципам совершенно расцерковленное общество. Каноны и соборы были просто не по росту и не по плечу русским людям, просыпавшимся после долгой синодальной спячки.

Владыка заметно старел. Труднее становилось стоять, ходить, служить. Появлялись какие-то непонятные симптомы. Врачи говорили о какой-то болезни, предполагали повреждения в позвоночнике, допытывались, не было ли в детстве или юности какого-нибудь падения или ушиба. Митрополит, который всегда говаривал: «Презираю духовных лиц, которые празднуют свои юбилеи и ездят по курортам лечиться», сам должен был не раз поехать с Федей на какой-то курорт в Словению. Годы делали свое дело. Митрополиту становилось все труднее ходить и стоять. Но что всего хуже, стали появляться симптомы некоего старческого ослабления памяти; он стал иногда даже заговариваться. Раз как-то за несколько месяцев до смерти он мне предложил архиерейство в... Новой Зеландии. Неоднократно при встрече спрашивал меня, когда я поеду в Палестину, и получил ли я визу. А раз как-то сказал: «Вот я скоро помру, и после моей смерти все пропадет, все вверх дном станет. Без меня все развалится».

Это было несказанно грустно слышать. Грустен всегда процесс одряхления и ослабления. Особенно это было горько с Антонием, с таким большим человеком, а для меня - моим кумиром. Я любил молча любоваться на его великолепную голову, когда он сидел у себя, на его улыбку умных глаз, на его иногда еще ясные слова и словечки. Но старость брала свое. Антоний уходил. Переворачивалась еще новая историческая страница. Заканчивался какой-то том истории Русской Церкви.

В 1936 году я уходил из сербской юрисдикции в Париж. Это произошло небезболезненно. И мой епархиальный архиерей, преосвященный Николай (Велимирович), и сам патриарх Варнава, предлагавший мне быть его викарием, всячески меня отговаривали от перехода к митрополиту Евлогию, а главное, конечно, к Вселенскому патриарху, но дело было крепко решено. Я еще один раз своевольничал в жизни. До сознания митрополита Антония дошло ли это, не знаю. Но мы с ним не говорили ни разу на эту тему. Я его видел еще летом 1936 года. В июне-июле состоялось решение Сербского Синода о моем переходе к митрополиту Евлогию. В августе я поехал в Битоль сдать мои дела, запаковать книги моей библиотеки, проститься с моей русской церковной общиной. 11 августа (29 июля) я возвращался в Земун. На белградском вокзале у какого-то русского беженца я увидел номер «Политики» с большим аншлагом: «Умро митрополит Антоние».

У меня дрогнули ноги. Екнуло сердце. Через мозг прошла мысль о чем-то безусловно непоправимом. Итак, нет в живых Антония. Того самого Антония, кумира моей молодости, непререкаемого в течение долгих лет авторитета церковных и богословских вопросов, я больше уже никогда не услышу. Во мгновение ока промелькнула вся моя эмигрантская жизнь, все мое церковное созревание, мое духовное образование, монашество, Битоль, Иерусалим - словом, вся неповторимая полоса жизни… Сразу стало стыдно за все ему причиненные огорчения, за мое нетерпение, непонимание его, непокорность... Но я не плакал, как-то с годами высыхает источник слез.

Я пришел в белградскую русскую церковь днем, чтобы совершить первую панихиду. Собралось немало народу. По чину я имел право, как старейший клирик, служить (к этому времени, после состоявшегося «примирения» двух митрополитов, я уже служил несколько раз в белградской церкви). Один из священников, заменявший настоятеля, не позволил мне служить. С болью, но я проглотил эту обиду. В этой церкви, где на меня митрополит Антоний возложил руки, я не смог совершить поминовения его.

Вечером было начато служение в сербском кафедральном соборе. Я прибыл туда заранее. Прибыл туда и митрополит Анастасий. Подъехал похоронный автомобиль из Карловцев, привезший тело. Я с архимандритом Феодосием (Федей) вынес вместе с другими священниками очень массивный металлический гроб из автомобиля. Поставили его на катафалк посреди соборного храма. Отслужили заупокойную всенощную. После этого началось чтение Евангелия. Первым начал читать иеромонах Хризостом, молодой секретарь сербского Синода. Он читал недолго. Вторым читал я. Меня тоже быстро сменили. Была тихая, недушная ночь. Змеились в Саве и Дунае огоньки пароходов. Темнел Калемегдан. Я ясно помню, как переживал незаполнимую пустоту от ухода этого человека. Я еще лишний раз почувствовал, как быстро духовно сиротею: епископ Николай (Карпов), архимандрит Амвросий, епископ Гавриил (Чепур), теперь митрополит Антоний... За ними где-то и когда-то в очереди встану и я. Но пока что надо жить, еще идти и много, много в жизни ошибаться.

Отпевание было невероятно длительно. Служил патриарх Варнава в сослужении шести архиереев, среди коих был и митрополит Анастасий, и свыше 20 священников. Патриарх вошел в храм перед литургией в 8 часов утр а, а тело митрополита вынесли в 4 часа пополудни. Не было ничего пропущено из чина отпевания; пело два хора: большой хор, сборный из всех церквей, под управлением Маслова, и особый священнический и студенческий, в котором участвовали и богословы, и профессора семинарий, и вообще всякого рода любители. Пели с канонархами, удвояли, утрояли - словом, уставщики дали волю себе. Народу было так много в храме, что даже при желании упасть в обморок это было бы невозможно: некуда было падать.

Хорошее, хотя непомерно длинное слово сказал митрополит Анастасий. Великолепен был патриарх Варнава со своей ассирийской бородой, стоящий в богатейшем облачении. Многие плакали. Кругом катафалка стояли священники; по бокам гроба - иподиаконы с дикириями и трикириями. Все это молодые «студентики», Володи, Миши, Сережи. Так и думал я тогда: Алеша Храповицкий, увлекавшийся благочестием, прислуживавший на архиерейских литургиях митрополита Исидора, потом сам монах и архиерей, совершенно феноменальный молодой ректор двух академий, пробудивший студенчество, возродивший школу, растолкавший заплесневевших в своем позитивизме и скепсисе профессоров, знаменитый «Антоний Волынский», завлекатель душ в монашество, смелый отрицатель всякого схоластицизма в богословии, моралист в догматике, учитель сострадательной любви в пастырстве, враг и латинства и протестантизма, барин в лучшем смысле этого слова - и в то же время глубоко презиравший «всяких аристократишек», которые становятся на колени, любят акафисты и молебны, мешают благочестие с распущенностью; Антоний, крайний радикал в церковности и враг всякой революционности и ненавистник либерализма, ну, словом, вот этот мой кумир в течение долгих лет, - этот Антоний теперь в этом тяжелом свинцовом гробу! Так я его и не видел мертвым, не полюбовался выражением его прекрасного спокойного усопшего лица. Этот классик во всех отношениях Антоний, этот носитель церковной красоты безо всякой красивости и сусальности лежит теперь в гробу, от которого нет-нет да и дохнет волна тленного запаха, смешивающегося с благовонием кадил и ароматом восковых свечей.

Неумолима волнообразная непрерывность истории. Сам когда-то он у ног какого-то своего Гамалиила, а потом и сам ставший Гамалиилом для многих, Антоний со своими ректорскими чаепитиями в Сергиевом Посаде и в Казани. Кругом него «студентики» слушают разинув рот его толкования Писания, рассказы про профессоров, шуточки о разных архиереях из вдовых батюшек, не умеющих уставно служить, или шипящий и разглаживающий снизу вверх свою бороду с насмешкой над «интеллигенцией, которая и кадило-то от митрополита не умеет отличить». И я сам, когда-то умиленно и безоговорочно слушавший эти антониевские афоризмы, влюбленный в него по уши, теперь вот стою у гроба своего аввы, великого аввы Антония, аввы стольких наших архиереев и монахов. Уходит он в путь всея земли, и мы должны теперь одни, сами своим умом жить, спасаться, решать свои задачи, как-то слабовато, а может быть и бездарно закончить свою жизнь, когда и над нами услышится это «Волною морскою» и эти неповторимые икосы священнического отпевания… Многое передумано было в эти дни погребения Антония.

Процессия шла через весь город до русской церкви, где совершили литию, а потом на Новое кладбище, где под Иверской часовней погребли митрополита.

Ушел он, как уходили и многие до него, и судьба его ничем не отлична от судеб других и более и менее его знаменитых людей. Первое время все пожалеют, кое-кто даже поплачет, некоторые постараются «сохранить объективность и не осудить» за ошибки. Но скоро забудут. Это удел наших больших людей. Мы, русские, по природе нигилисты, не любящие своего прошлого, не помнящие своего родства. Напишут ли когда-нибудь настоящую биографию митрополита Антония - не так, как лакейски и угоднически, не критически и не исторически пишут в юбилейных сборниках и говорят в надгробных речах? А настоящую солидную диссертацию об Антонии, «книгу его бытия», драму всей его жизни. Почти уверен, что не напишут. Если наш великий Филарет остался до сих пор без биографии, дельно и исторично написанной, если нет у нас настоящих (без панегириков) жизнеописаний многих наших ученых и архиереев, то не в наше глухое и некультурное время ждать биографии Антония (Храповицкого). Может быть, и лучше, что не напишут. Ибо либералы будут ругать за то второстепенное и совершенно случайное, что бывало у него, как и у всякого человека, теневого. А правые и «почитатели» разведут такой елей и подхалимство, что и читать никто не станет, да и действительности соответствовать не будет. Поэтому, напрягая теперь свою благодарную, но не лишенную и критицизма память, хочу суммировать то немногое, что вспомнилось, подвести какие-то итоги тому впечатлению, которое оставил у меня митрополит Антоний и не мог не оставить у каждого человека.

Если бы неумолимо скупой на время критик потребовал дать характеристику ушедшему митрополиту в одном и только одном слове, то я бы без колебания сказал с полным сознанием ответственности за это слово: «Антоний - это церковность».

Конечно, бывают батюшки-рационалисты, богословы-скептики, архиереи-карьеристы, может быть, нетрудно найти даже неверующего священника, «ради хлеба куса» совершающего свое «служение». Но, безусловно, очень и очень много можно среди духовенства найти людей малоцерковных. Я имею в виду, иными словами, и исполнительного, но формального священника; и верующего, но «постольку-поскольку»; и убежденного в истинности христианства, но какого-то опресневшего, обеспложенного, внецерковного христианства. Это священники, которые, вступая в клир, прежде всего думают о реформах и считают, что их только не хватало, чтобы переустроить все там, где каждая «мелочь» имеет за собою многовековую давность, где за каждую традицию церковной жизни и устройства было пролито море крови, реки слез и потоки защитительных и обличительных речей. Это те, которые, по мудрому слову Самарина, «к Церкви относятся» или «в Церкви числятся», но не живут Церковью. Церковь вне их, а они вне ее.

Не таков именно был Антоний. Церковь, ее традиции, уставы, быт, каноны, слова, выражения, догматы, вероопределения и т.п. были его сущностью, или, говоря языком богословским, его «усией» .

В этом-то, может быть, и состоит одно из самых сильных средств антониевского очарования. Ведь надо только вспомнить, когда появился Антоний на горизонте Русской Церкви и богословской школы и чем тогда была эта школа в лице своих преподавателей и питомцев, по крайней мере большого их числа.

Ведь это были только что отошедшие семидесятые годы с их позитивизмом, с владычеством Дарвина, Сеченова, Ренана, Добролюбова и Щедрина над русскими душами и умами. Из семинарий и академий валом валили их питомцы в ветеринарные и межевые институты, на медицинские и естественные факультеты или уж, в крайнем случае, в акцизные чиновники. Создавали тот тип бывших учеников духовной школы, который Антоний презрительно и зло называл «ракитиными» и «серым духовенством» (т.е. ни черное, ни белое) и «пиджачниками». В академиях шипели и ехидничали полуверующие рационалисты, начитавшиеся левой протестантской дешевки и отрицавшие почти всю церковную традицию. Каноны были «византийской трухой»; сомневались во многом, что было свято и традиционно. И, что самое главное, это то, что утерялся дух самой церковности. Таинства назывались обрядами. Красоты и смысла богослужебной символики и всего литургического богословия просто не знали и не понимали. В монашество никто почти в академиях не постригался. Архиерейский состав комплектовался в подавляющем числе из вдовых батюшек. И когда в академиях Киевской и Петербургской впервые постриглись после долгого перерыва два студента, Окнов и Грибановский, то стали говорить, что Питирим Окнов прорубил окно в монашество, а после Михаила Грибановского монахи пошли расти как грибы. Алеша Храповицкий стал одним из первых таких грибов. И он со свежестью несеминарской рутины, с задором молодости, с огнем своего вдохновения и таланта начал в Московской академии, а потом и в Казанской утверждать то, что Лебедев и Евгений Голубинский ядовито, с усмешечкой разочарованного в своем прошлом бурсака разлагали и отрицали.

Антоний стал о Церкви учить не как о каком-то учреждении, не консисторски, не схоластически-формально, а живо провещал, или, точнее, как гром прогремел о том, что Церковь - это жизнь в Духе Святом, в Таинствах, что Церковь евхаристична, а Евхаристия церковна, потому что она только в Церкви. Для Антония Церковь была все, от чего получает свое бытие и осмысление остальная жизнь. Вне Церкви вообще ничто не имеет оправдания и смысла. Словом, Антоний, 28-летний ректор, вдохнул в омертвевшую от синодальной рутины и филаретовской опеки школу новую веру в примат Церкви. Он вернул засыхавшей в схоластике школе ее жизнь, ее дух и ее смысл. И школа сразу же ожила в этой вере в Церковь, и самая церковность забилась полнокровным ключом в стенах казенной школы. Вот именно казенщины, формализма, синодальщины, филаретовщины (в ее отрицательном аспекте) не было у молодого архимандрита Антония, ставшего через несколько лет великим аввой нашей духовной школы.

Это было его сущностью, и отсюда вытекала его безусловная цельность и целостность. У него не было и не могло быть раздвоенности личности, сознания, жизни. Его аксиология была только церковной, критериология только церковной, его действия, направление мыслей, взгляд на события - только церковные. Он не мог думать или сказать, что, поскольку это расценивается с точки зрения евангельской, то это так, а поскольку оно рассматривается с точки зрения истории, современности, прогресса и т.п., это не так. Если что-либо, будь то тюбингенская критика, или конституционный либерализм, или распущенность нравов, или экуменическое движение и Христианское студенческое движение, не могло быть приведено в полное и безусловное согласие с канонами соборов или правилами церковного устава, это было митрополиту неприемлемо или, еще правильнее, ненужно и скучно.

Скажут: это - узость, это - неисторичность, это - нечуткость к требованиям момента. Верно! Но так же верно и то, что это традиционно, это освящено веками, это вошло в мировоззрение великого аввы.

В каком-то смысле этим приматом церковности во всем объясняется и пресловутое реакционерство, черносотенство, правизна митрополита Антония. Что и говорить: он себя связал с разными подозрительными типами, именно типами из крайне правых организаций, около него вертелись какие-то мрачные субъекты из «Союза русского народа», он был близок к профессору Б.В. Никольскому из «Русского собрания», укрывал у себя в Почаевской лавре убийцу Иоллоса (или Герценштейна, не помню точно), не без его ведома происходил процесс Бейлиса, что, правда, не мешало ему быть очень большим защитником еврейско-библейского мира, еврейского языка, тонким ценителем пророков и прочее.

Но дело не в этих уродливых феноменах политических движений, а в том, что было подлинно антониевское, что никогда не в силах были понять эти «молодцы» из чайных «Союза русского народа». Антоний жил своей глубоко продуманной, правда, уже отжившей славянофильской наивной верою в православное царство как неотъемлемую часть всей его православной системы философии. А «молодцы» прикрывались удобным им авторитетом Антония, проповедника, идеолога, архиерея, богослова, и под этой вывеской устраивали свои мелкие делишки, делали в сферах свою небезупречную карьеру, с которой Антоний не имел ничего общего.

У митрополита была своя православная вера в царство и царя, вера чисто византийская, теократическая. Царь не был для него политической формулой, как для всех бюрократов, политиков или просто «союзников». Царь - это был догмат веры. Это была часть его вероисповедного символа. Он не царю как политическому принципу кланялся. Он мог очень резко сказать о царе. «Вот в “Основных законах” царь назван главою Церкви. Глупости! Божия Матерь именуется в акафисте только столпом Церкви, - а как же царь может быть главою? Глава - Иисус Христос. Царь - это в Церкви вроде станового пристава» (это я своими ушами слышал от владыки). Но царь нужен для защиты Церкви от всякой «сволочи», от революционных профессоришек, от кадетской дряни (тоже буквально слова митрополита). В данном случае митрополит смотрел на царя в Церкви как, следуя языку императоров Ангелов , на «эпистимонарха», на благочинного в Церкви. Он понимал, что только царь, и при этом только самодержавный, а никак не конституционный царь, может быть носителем священной, абсолютной, перед единым Богом ответственной власти, власти богопомазанной, богоизбранной, боговенчанной. Он ясно понимал, что сакральные обряды благословения венчанного Царя совершенно неприменимы к президенту республики или к какому-то выборному «главе правительства». Он понимал, что Царьград, как завет Русского царства, ничего не имеет общего с политическим и дипломатическим вопросом о «проливах», за которые почему-то боролся Милюков .

Царь и монархия для митрополита именно и не были вопросами политическими, а чисто религиозными. Он и не сопоставлял и не мог сопоставлять монархию с другими обликами государственного устройства, потому что все остальное было политическое, человеческое, государственно-правовое, а монархия почивала на библейской теократии, на священноначалии. Потому-то политика и была ему чужда. Царь был религиозно оправдан, а идеологию конституционного либерализма, кадетской партии, республики никак нельзя было религиозно канонизировать. Отсюда и известный антониевский афоризм: «Терпеть не могу слов, кончающихся на “уция”: конституция, революция, проституция...»

И в то же самое время он возмущался безверием монархической аристократии, равнодушием некоторых высочайших особ к вопросам религии и Церкви, склонностью их к спиритизму, масонству и оккультизму. Он поэтому недолюбливал за «мистицизм» Александра I и баронессу Крюденер, порицал распущенность нравов на верхах, преклонялся перед крепостью староверов и купцов. Его возмущал современный чин коронования, по сравнению с византийскими и древнерусскими подлинниками сильно измененный, чин, в котором митрополиты, подносящие царю и царице запивку и рукоумывало, унижены до прислужнического уровня. Он любил Александра III за его семейно-патриархальное православное направление, критиковал Царя-Освободителя, конечно негодовал против Петра Великого. Каждого царя или монархиста он расценивал прежде всего с точки зрения его верности православному быту и чистоте нравственности, его правоверию.

Не знаю, кого он больше недолюбливал - либеральствующих профессоров, носителей теоретического атеизма, или правых аристократов, но жизнью своею доказывающих свое практическое нехристианство, свой практический атеизм. Он всякого и все расценивал с точки зрения его церковности. Это был его камертон и его норма.

В монархизме митрополита Антония, повторяю, не столько было политических и государственно-правовых расчетов, как богословски-церковного подхода. Царь занимал у него место не столько в государственной иерархии, сколько в церковном чине. Владыка думал последовательно византийски; я так и вижу его во времена какого-нибудь патриарха Константинопольского Полиевкта с его идеологией теократического монархизма. Митрополит Антоний мог бы отстаивать и все византийские чины поставления эпарха города, освящения того или иного момента государственной жизни, благословения Церковью каких-нибудь государственных актов, коль скоро эти акты исходят от православного царя и служат на пользу Православной Церкви. Не знаю, есть ли это огосударствление Церкви и цезарепапизм, или же оцерковление власти царя, просветление правового строя. Он еще, между прочим, очень радовался тому, что нашумевшие в первые годы эмиграции «евразийцы» настаивали на строительстве государства на «правде», а не на «праве». Он ведь был славянофилом, совершенно запоздавшим в наши дни. Но он и не мог не чувствовать, как сами братья-славяне постепенно растеряли свою православную церковную идеологию и превратились, по прозорливому пророчеству К.Леонтьева, в «сторонников бельгийской конституции, которая не даст и преподобного, а не то что священномученика».

Антоний вовсе не отдавал Церковь во власть государства. Он был одним из первых по времени, а по значению и величине самым главным защитником воссоздания патриаршества в России. Он со своим другом, епископом Михаилом (Грибановским), рано умершим и завещавшим митрополиту свою панагию, которую он преемственно носил сам после митрополитов Палладия и Антония (Вадковского), много и подолгу в былые годы беседовал о свободе Церкви, о воссоздании ее канонического строя и о многом другом, о чем глухо сказано в маленькой заметке Антония «Дисциплина аркана», напечатанной в «Волынских епархиальных ведомостях» за 1906 год, а потом воспроизведенной во II томе сочинений митрополита. Между прочим, владыка пишет: «Чувствую, что, если доживу до старости, то не миновать мне больших столкновений за церковную идею, за освобождение Церкви от порабощения государственности». Статья заканчивается так: «И многое иное говорил он (т.е. епископ Михаил), что еще неудобно печатать». Второй том сочинений архиепископа Антония вышел в 1911 году.

Это следовало бы помнить тем, кто из всей борьбы Антония за независимость Церкви от Саблера запомнили только пресловутую фразу, сказанную в запальчивости и раздражении, фразу о «черном борове». Не надо забывать и того, что при Дворе не любили Антония именно за его стояние за независимость Церкви. В переписке государыни императрицы Александры Феодоровны к государю прозрачно намекается на «левизну» его. Это Антоний-то левый? Он не был левым потому, что это несовместимо с его идеалом православного царства. Он не был политически правым, потому что он не мог бы быть последовательно церковным в этом своем «правом» лагере. Он был просто церковным.

Рядом с отличавшей покойного митрополита церковностью надо поставить вытекающее из нее его чувство вселенскости Православия. Известно было, и я об этом уже говорил, что и в академиях, и в своей Волынской семинарии он много и убежденно покровительствовал «меньшим братьям» - приезжавшим к нам учиться грекам, сербам, болгарам, арабам, румынам. Митрополит с ними возился, имел неприятности с Саблером из-за них, особенно заступался за разных гонимых - и, вероятно, по большей части за дело гонимых - лентяев, пьяниц и всяких шалопаев. Он никогда не ограничивал Православия одной русской его формой, к тому же формой самой младшей, тогда как восточное Православие было на тысячу лет старше нашего, а сербы и болгары были крещены тоже до нас, русских. В своей молодости он видел изгнанного из Сербии государственной властью митрополита Белградского Михаила (Иовановича) и с большой любовью вспоминал его светлый исповеднический образ.

В памятный 1913 год на торжества Дома Романовых именно по инициативе митрополита Антония был приглашен Антиохийский патриарх Григорий, чтобы показать русским давно уже ими забытый чин патриаршего служения и самую фигуру восточного патриарха. Митрополит, как я уже упоминал, любил служить по-гречески, почти всегда несколько возгласов делал по-гречески, а то и всю службу совершал на этом языке. Он очень был рад своей командировке от Синода в Палестину, чтобы ознакомиться на месте с делами Миссии и Палестинского общества. Он очень радовался моей туда поездке, вспоминал свое там пребывание, отдельных архиереев тамошних, сценки из жизни. Я его потешал повествованиями, не без присущей мне слабости имитировать действующих лиц.

Он скорбел о потере церковного чутья многими сербскими архиереями и священниками, не любил их обмирщенности, подстриженности, штатскости, политиканства. Да и в современных афинских эллинах он не мог не усмотреть всего того, что предвидел за 80 лет до этого чуткий и умный Константин Леонтьев.

Кстати, о Леонтьеве. Как ни странно, митрополит его недооценивал. То есть, точнее, он любил Леонтьева за его любовь к грекам, и именно к грекам, а не просто к восточным собратьям. Ведь Леонтьев был чистый филэллин и очень сдержанно, чтобы не сказать больше, относился к славянофильству. Митрополит ценил Леонтьевские публицистические сочинения, но совершенно мало знал и никак не восторгался Леонтьевым как литератором, как художником, как изумительным бытописателем Востока и особливо тогдашней Греции. Маленькая подробность еще. Многие знают, что Леонтьев принял «тайное» пострижение с именем Климента. Но в своей яркой книге о Леонтьеве Бердяев ничего не написал (вероятно, этого он и не мог узнать) о погребении Леонтьева. Леонтьев умер в Сергиевом Посаде. Митрополит Антоний мне сам говорил, что он, тогда архимандрит-ректор Московской академии, совершил отпевание Константина Николаевича, или, уже по-церковному, «монаха Климента». Думаю, что барство и натуралистический эстетизм Леонтьева отвращали Антония от него.

Возвращаясь к вопросу о вселенскости христианства, должен заметить, что владыка Антоний хотел в этом, главным образом, найти примиряющий этнический элемент наднациональности христианства. Шовинизм в церковных делах, будь то греческий, или сербский, или русский, был ему донельзя противен и чужд. Русское в Православии, равно как и греческое или арабское, с исключительностью по отношению к другим обликам церковности, было для него провинциализмом и отрицанием того, что во Христе ни эллин, ни иудей, ни варвар, ни скиф. Поэтому-то он и почитал в особенности греков перед всеми другими, что у них мерило церковности и чище и незамутненнее, что они сами классичнее, но, конечно, укорял греков в нечувствии в арабском или болгарском вопросе. Но саму схизму болгарскую по существу порицал. Он не сочувствовал шовинистически настроенным греческим архиереям-венизелиотам, а самого Венизелоса не мог любить за масонский либерализм, за его несоответствие антониевскому византийскому политическому идеалу. Антоний очень чтил примат Константинопольского патриарха, сам в начале эмиграции раскритиковал проект епископа Вениамина (Федченкова) о создании в Константинополе русского Высшего Церковного Управления, но когда переехал в Сербию и когда его убедили возглавить знаменитый Карловацкий Собор и Синод, он этим самым противоречил своим же взглядам на территориальный, а не национальный принцип в устройстве Церквей. Не любя митрополита Евлогия за многое, он все же оценил его решение идти из Москвы прямо непосредственно к Константинопольскому патриарху за защитой.

Вспоминаю по этому поводу и такую подробность. В начале изгнания митрополит Антоний был в Афинах в гостях у архиепископа Мелетия (Метаксакиса), с которым тогда были у него отношения очень сердечные. Митрополит Мелетий, как архиепископ всея Эллады, оказывал все почести нашему митрополиту. Как-то зашел у них разговор о преимуществах Константинопольской кафедры и о каком-то расширительном толковании этих преимуществ тогдашним Вселенским патриархом. Мелетий особенно нападал на патриарха. Антоний спросил его, как он, Мелетий, к этим правам относится и что бы он стал делать, буде Промысл приведет его на Вселенскую кафедру. Мелетий заверил, что он не будет этими правами расширительно пользоваться, и отрицал вообще особые права Константинополя. Через несколько лет Промысл действительно судил Мелетию занять престол Златоуста и Флавиана, и он, конечно, настаивал на своих правах, толковал их еще более упрямо в расширительном смысле, да и вообще проявил себя неблаговидно в свои годы патриаршествования в Константинополе (новый стиль, автокефалия Польской Церкви, автономия Финляндии, Латвии, Эстонии и острейший венизелизм), чего ему Антоний никогда не прощал.

Но вообще, признавая вселенский принцип превыше всего в устроении Церкви, Антоний все же отдавал преимущество культуры, традиции, вкуса, стиля первому и наиболее классическому народу православного Востока - грекам. Он был великий и убежденный филэллин.

Митрополит свою церковность проводил очень последовательно и строго и в личной жизни. Он был неумолимый противник всякого новаторства в Церкви. Носил длинные волосы (они были прямые и некрасивые), широкую, окладистую, чисто русскую бороду. Такие бороды были у старообрядческих начетчиков, бояр, целовальников, купцов и однодворцев. Вообще лицо было очень русское и очень породистое, но не утонченно-барское. Это была скорее какая-то земская сила, что-то кондовое, круто замешанное. Итак, волос никогда не стриг. Посты соблюдал неукоснительно. До Сербии мяса никогда не ел и очень возмущался, когда его в Греции в Афинах накормить хотели мясом. «Да что я, басурманин что ли какой?» Но в Сербии, видя, что архиереи вкушают мясо, он и сам, хотя безо всякого услаждения, ел мясо и нас, «студентиков», угощал колбасой, приговаривая старый семинарский анекдот, что слово «колбаса» еврейского происхождения, так как «кол» значит всякая, а «басар» - плоть, и что, следовательно, в колбасе всякая скотинка участвует: и корова, и свинья, и лошадь, а может быть, и кошка, или собака. В гостях он не рекомендовал подчеркивать свое постничество, а вкушать что дают. А если молодой студент или монах начинал злоупотреблять постными упражнениями, то митрополит очень настойчиво заставлял оскоромиться в постный день. «Чтобы смирился, чтобы не зазнавался. Ибо Царство Божие не есть ястие или питие, а правда, радость и мир о Дусе Святе».

Любил чай, предпочтительно с молоком и обязательно с вареньем. Особенно любил клубничное. Любил все сладкое, как дети. Вина не пил, а так как в Карловацкой Патриархии всегда давали к обеду вино, то митрополит хорошее белое вино разбавлял водою. Крепких напитков и в рот не брал.

Нравственности он был безупречной. Любил, даже публично (что бывало не всегда удачно), заявлять, что он девственник. Этим он воспитательно действовал (знаю это из нескольких примеров) на многих. В наше безнравственное и либертинское время это поражало и внушало уважение. Знаменитые слова и анекдоты, которыми так любят укорять митрополита, были, может быть, даже каким-то клапаном для выхода его острословия, его таланта, наблюдательности и большой начитанности и наслышанности в российской словесности и остроумии.

Вообще же владыка был чист сердцем, как ребенок, очень добр, бессребреник и нестяжатель. Любил дарить книги, одежду, четки, кресты, иконы и т.д. Поэтому владыка очень неодобрительно относился к тем архиереям из вдовых священников, за которыми тянется длинная вереница родственников, племянников, зятьев, шуринов и прочее, что все ложится бременем на бюджет архиерейского дома или монастыря. Вообще любил монашество, самый принцип несвязанности ни миром, ни семьей, ни общественными предрассудками. Любил монашескую нестяжательность и чистоту души у тех, кто их умел нескверно соблюсти в иночестве.

Обладая сам очень острым от природы умом, но умом не изощренным в тонкостях научных методов нашего времени, Антоний поэтому и считал ученостью только то, что исходило от природной силы ума. Он отрицал эрудицию, потому что в ней не видел творчества. А признавал научное делание только самобытное, только творческое, только раскрывающее что-либо новое, будь то или толкование священного текста, или изложение какой-нибудь нравственной или догматической истины. Помню, как он однажды при мне презрительно сказал о какой-то очень ценной русской исторической монографии: «Да ведь это компиляция; все с немцев содрано...» Напрасны были все мои попытки доказать владыке, что то, что он называет «компиляцией», правильнее было бы назвать библиографической эрудицией, необходимо нужной для успешной работы над предметом. Он не понимал или не хотел понять того, что эти компиляции избавляют дальнейшие поколения ученых от необходимости самим проделывать всю ту аналитическую работу, которую проделал «компилятор». Его раздражало перечисление всех мнений ученых экзегетов текста. Ему хотелось иметь ясный ответ на тот или иной стих Писания или вскрыть общую мысль книги, совершенно не углубляясь в то, что могут быть влияния, источники, школы, направления. Все книги Писания были автентичны. Весь текст был неповрежден. Вопрос интегритета его просто раздражал. Также раздражали его уточнения какой-нибудь хронологической даты. А пуще всего он сердился при вопросе об «антиохизме» или «александризме» в богословии...

Да, в свое время архимандрит Антоний многих и многих спас от Ренана, показав всю его дешевку. Тогда Ренан был в моде и был опасен. Наше время знает Древса, Делича, Вельгаузена и многих других, против которых нужно иное оружие, выкованное в более серьезной научной лаборатории. То же можно сказать и про многие другие области историко-богословского ведения. Как и многие наши консерваторы среди благочестивых архиереев и мирян, Антоний смертельно боялся вопроса о неподлинности источника. Он считал достижением, скажу больше, панацеей против всей ветхозаветной критики диссертацию епископа Фаддея (Успенского) о единстве Книги пророка Исаии. Он просто не понимал что значит критика текста, в чем проблема интегритета или автентичности текста. Он был более в этом отставшим, чем знаменитый профессор Санкт-Петербургской академии ученый протоиерей Герасим Павский, который еще во времена Филарета говорил о неединстве пророка Исаии и лекции которого были с разрешения тогдашнего начальства литографированы, и по ним студенты сдавали свои экзамены. Точно так же я его однажды насмерть огорчил, доказывая ему неподлинность ареопагитиков или что IV и V книги против Евномия написаны вовсе не святителем Василием Великим, а, вероятно, Дидимом Слепцом, и т.д. и т.д.

Был ли Антоний поэтому обскурантом? Отнюдь нет! Утверждаю это со всей решительностью. Просто он был сын своего века. Он остановился в своем научном развитии в то время, когда богословская наука и в России, и на Западе начала проходить свой интереснейший этап. Митрополиту не хватало прежде всего нашей теперешней научной эрудиции, известной дрессировки научного сознания. Но он не отрицал науку, не запрещал искать. Ему, может быть, было даже и чуждо все это историко-критическое исследование. Ум его был направлен на другое. Характерны его неисторичность и немистичность. Не побоюсь сделать смелое обобщение: Антоний был сын позитивистического века, он начал борьбу против протестантского рационализма, против латинской схоластики и сам с ними боролся оружием рационализма. В каком-то смысле он был позитивист (конечно, не в вульгарном смысле, не в духе отрицателей 70-х годов).

Но, конечно, не ум - будь он природный и неотшлифованный или искушенный эрудицией и библиографиями, - был главным и могущественным оружием Антония. Антоний не теоретик только нравственного значения догматов и морализирования в теологии. Антоний был сам исключительным носителем высокого нравственного авторитета.

Филарет Московский покорял своей мудростью, Болотов и Глубоковский раздавливали всем колоссальным грузом своей начитанности и владением научным методом, Иоанн Кронштадтский прежде всего был молитвенник и т.д., а Антоний покорял, очаровывал силою своего нравственного влияния на молодежь. Он незаметно, как-то автоматически опутывал молодые души силою своего пастырского влияния, своей сострадательной любви. Он не только проповедовал эту любовь, но он ее осуществлял. Он болел с грешником, переживал его грех, как свой собственный. Как он и сам говорит, в пастырском сердце это сострадание, это совместное переживание не дает уже места отдельному «я» от «ты»; в нем уже только одно «мы». Он так близко принимал к сердцу грех другого человека, потому что это нарушало дело Христова искупления, это вносило дисгармонию. В этом он напоминал, как ни парадоксально такое сопоставление, архимандрита Феодора Бухарева, который просто страдал и мучился малейшими проступками студентов академии, так как это нарушало искупительное дело спасения Христом всего человечества. (Боже, что бы сказал Антоний, если бы узнал такое мое сравнение его с «расстригой» Бухаревым!) Антоний был воплощенная нравственность и совесть, хотя бы и у него были свои мелкие грехи и, может быть, даже крупные заблуждения.

В 1935 году, к 50-летнему юбилею Антония, ему написал исключительное по искренности письмо профессор А.В. Карташев. Он, между прочим, писал: «Вы человек с душой огромного, почти сверхчеловеческого калибра. Дело не в талантах только ума и культуры, а в чрезвычайной широте и зоркости сердца, властно охватывающего людей подобно тому, как охватывает их родительская любовь, мать-природа, сила красоты или сила благодатная церковного богослужения. Нечто самоочевидное, бесспорно ценное, перед чем невольно замолкает и трепещет заурядное ничтожество. От В.В. Болотова веяло как бы сверхчеловечностью интеллекта. От Вас идут волны таких же озарений сердца и совести… Я считаю, что не быть Вами очарованным, по крайней мере эстетически, если не духовно, могут только люди нецерковные и бездарные... Взирая на пламенеющий костер любви в Вашем широком святительском сердце, я не могу не лобызать его с дерзновением духовного сына, укрепляемого Вашим влекущим образом всецелой преданности Господу Иисусу Христу и Его Святой Церкви в плоти нашего родного русского Православия».

Многое еще хотелось бы записать о митрополите, но довольно и этого малого. Это - мало, ибо и малое время знал я его. Мне не дано было видеть его утреннюю звезду, восходившую на Востоке русского неба в 90-е годы прошлого века; я не видел яркого и светлого сияния Антония в полдень его жизни; мне дано было с ним встретиться тогда, когда уже «к вечеру преклонился день» его жизни, но я счастлив тем, что видел его «тихий свет святой славы», что я на «западе его солнца» облобызал хладеющие руки, которые на меня низвели огонь апостольской благодати.

В 1925 году в Стокгольме состоялась первая всецерковная конференция экуменического движения «Жизнь и труд». В июле 1937 года в Оксфорде состоялась вторая всецерковная конференция этого движения, одобрившая создание Всемирного Совета Церквей для объединения всех экуменических движений. В августе 1937 года в Эдинбурге прошла конференция экуменического движения «Вера и церковное устройство», также выразившая согласие с созданием Всемирного Совета Церквей.

Троицкий В.А. (впоследствии архиепископ Иларион). Очерки из истории догмата о Церкви. - Сергиев Посад, 1912; Священномученик Иларион (Троицкий). Творения: В 3 т. - М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2004. Т. 1. С. 56.

Имеются в виду претензии Константинопольских патриархов на управление всеми православными приходами за пределами канонических территорий Поместных Православных Церквей.

Естество, природа, существо (греч.).

Византийские императоры из династии Ангелов.

Во время Первой мировой войны митрополит Антоний предлагал по церковным соображениям отдать Константинополь грекам, в то время как лидер кадетской партии П.Н.Милюков считал, что экономические интересы России требуют овладения Босфорским и Дарданелльским проливами, а значит и Константинополем.

Купить эту книгу можно

07 / 04 / 2007