, метафизика , этика , методология , философия культуры

Биография

Родился в семье купца Эдуарда Кассирера (1843-1916) - из известного в Бреславле еврейского купеческого семейства . Его дед - Маркус Кассирер (1801-1880) - основал в Буякове торговый дом по продаже тканей и производству ткацкого оборудования, и впоследствии перевёл своё дело в Бреславль; другой дед, Зигфрид Кассирер (1812-1897), держал в Бреславле винокурню и был крупным производителем шнапса . Отец и мать, Евгения (Женни) Кассирер (1848-1904), приходились друг другу двоюродными братом и сестрой. Двоюродные братья - невролог Рихард Кассирер , дирижёр Фридрих Леопольд Кассирер , издатели и галеристы Пауль Кассирер и Бруно Кассирер , психиатр Курт Гольдштейн , фабрикант Хуго Кассирер (в честь которого названа Hugo-Cassirer-Straße в Берлине); двоюродная сестра - педагог Эдит Гехееб (1885-1982), жена теоретика прогрессивной педагогики Пауля Гехееба .

Научная деятельность

В начале своей деятельности занимался философскими проблемами естествознания. Разрабатывал теорию понятий , или «функций». После 1920 года создавал оригинальную философию культуры. Вслед за Г. Когеном и П. Наторпом Кассирер устранял из кантовской системы понятие «вещи в себе» как одного из двух (наряду с субъектом познания) факторов, созидающих мир «опыта». По Кассиреру, материал для построения «опыта» («многообразие») создаётся самой мыслью. Соответственно пространство и время перестают быть созерцаниями (как у Канта) и превращаются в понятия. Вместо кантовских двух миров, по Кассиреру, существует единый мир - «мир культуры». Идеи разума из регулятивных становятся, как и категории, конститутивными, то есть созидающими мир принципами. Кассирер называет их «символическими функциями», поскольку они представляют высшие ценности, связанные с «божественным» в человеке. Разнообразные сферы культуры, называемые Кассирером «символическими формами» (язык , миф , религия , искусство , наука), рассматриваются как самостоятельные образования, не сводимые друг к другу. Философия культуры Кассирера определяет и идеалистическое понимание им человека как «животного, созидающего символы».

Идеи Кассирера, прежде всего его учение о «символических формах», оказали определяющее влияние на исследования по истории культуры марбургской школы . Автор историко-философских работ о Г. Лейбнице („Leibniz" System in seinen wissenschaftlichen Grundlagen“ , ), И. Канте („Kants Leben und Lehre“ , ), Р. Декарте , философии Возрождения („Individuum und Kosmos in der Philosophie der Renaissance“ , ), Просвещении („Die Philosophie der Aufklärung“ , ), работ о Гёте , Шиллере , Гёльдерлине , Клейсте .

Семья

• Сестра - Хедвиг Кассирер (1862-1928), была замужем за двоюродным братом, неврологом Рихардом Кассирером (1868-1925).

Был с 1902 года женат на своей двоюродной сестре Антонелле (Тони) Бонди (1883-1961), её мать Юли Кассирер (1860-1914) была родной сестрой отца Эрнста и двоюродной сестрой его матери.

• Генрих Вальтер (Хайнц) Кассирер (1903-1979) , философ-неокантианец, переводчик Нового завета на английский язык .
• Георг Ойген Кассирер (1904-1958), фотограф.
  • Внук - шведский филолог Петер Кассирер (род. 1933), автор книг по риторике и общему языкознанию.
• Анна Элизабет Кассирер Эппелбаум (1908-1998), психотерапевт, автор «Observations on the disintegration of the self», жена американского пианиста Курта Эппелбаума (1906-1990).

Сочинения

• Das Erkenntnisproblem in der Philosophie und Wissenschaft der neueren Zeit, Bd 1-4, В., 1906-1957;
• Freiheit und Form, В., 1916; Philosophie der symbolischen Formen, Bd 1-3, В., 1923-1929;
• An essay on man. An introduction to a philosophy of human culture. New Haven - L., ;
• The myth of the state, London, 1946;
• Zur modernen Physik, Oxford,1957;

Русская библиография

Книги

• Кассирер, Э. Познание и действительность. - СПб, 1912.
• Кассирер, Э. Теория относительности Эйнштейна. - Пг., 1922.
• Кассирер, Э. Рассуждение о человеке: Попытка создания философии человеческой культуры / Пер. на груз. Л. Рамишвили. - Тбилиси: Ганатлеба, 1983.
• Кассирер, Э. Познание и действительность: Понятие о субстанции и понятие о функции / Пер. с нем. Б. Столпнера, П. Юшкевича. - СПб.: Алетейя, 1996.
• Кассирер, Э. Жизнь и учение Канта / Пер. с нем. М. И. Левиной; сост.: С.Я Левит; отв. ред. Л. Т. Мильская . - СПб.: Университетская книга, 1997. - 448 с. - (Книга света). - ISBN 5-7914-0019-5
• Кассирер, Э. Избранное. Опыт о человеке. - М.: Гардарика, 1998.
• Кассирер, Э. Избранное: Индивид и космос / Пер. А. Н. Малинкина. - М.-СПб.: Университетская книга, 2000. ISBN 5-323-00017-1
• Кассирер, Э. Философия символических форм : В 3 тт. / Пер. с нем. С. А. Ромашко. - М.-СПб.: Университетская книга, 2002. - ISBN 5-94483-003-4 (том 2), ISBN 5-94396-025-2 (том 3) - ,
• Кассирер, Э. Философия Просвещения / Пер. с нем. В. Л. Махлина. - М.: РОССПЭН, 2004. - 400 с - (Книга света). - ISBN 5-8243-0499-8

Статьи

• Кассирер, Э. / Пер. А. Муравьева // Проблема человека в западной философии. - М., 1988. - С. 3-30.
• Кассирер, Э. Натуралистическое и гуманистическое обоснование философии культуры // Постижение культуры. Ежегодник, вып. 7. - М., 1998.
• Кассирер, Э. Естественнонаучные понятия и понятия культуры / Предисл. к публикации И. Н. Зариповой // Вопросы философии. - 1995. - № 8. - С. 157-173.
• Кассирер, Э. Понятие символической формы в структуре о духе // Культурология XX век. - 1998. - № 11. - С. 37-66.

Напишите отзыв о статье "Кассирер, Эрнст"

Литература

Книги

• Свасьян, К. А. / АН АрмССР, Ин-т философии и права. - Ереван: Изд-во АН АрмССР, 1989.
• Кравченко, А. А. Логика гуманитарных наук Э. Кассирера. Кассирер и Гете. - М.: Диалог-МГУ, 1999.
• М. Е. Соболева . Философия символических форм Э. Кассирера: Генезис. Основные понятия. Контекст. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2001.
• Вейнмейстер, А. В. Символическая интерпретация культуры в концепции Э. Кассирера и А. Ф. Лосева: дис. … канд. филос. наук. - СПб., 2006.
• Демидова, М. В. «Animal symbolicum» Э. Кассирера и научное знание XX века / Под ред. В. А. Фриауфа. - Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 2007.

Статьи

• Свасьян, К. А. Философия культуры Э.Кассирера (Истоки, своеобразие, критика) // Вопросы философии. - 1984. - № 9. - С. 95-103.
• Фохт, Б. А. Понятие символической формы и проблема значения в философии языка Э. Кассирера // Вопросы философии. - 1998. - № 9. - С. 150-174.
• Соболева, М. Е. Система и метод в философии символических форм Э. Кассирера // Вопросы философии. - 2000. - № 2. - С. 87-100.
• Безлепкин Н. И., Чупахина Н. А. А. Ф. Лосев и Э.Кассирер: лингвофилософские параллели // Вече. Альманах русской философии и культуры. Выпуск 16. - СПб., 2004. - С. 94-104.
• Шиян, А. // Топос. - 2006. - № 1.
• Свасьян, К. А.

Примечания

Ссылки

• (недоступная ссылка с 20-05-2013 (2215 дней) - история , копия )
• Кассирер Эрнст - статья из Большой советской энциклопедии .
• в Библиотеке Якова Кротова

Отрывок, характеризующий Кассирер, Эрнст

– Сквег"но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег"но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг"а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г"остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог"това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог"ю. Всех запог"ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог"ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог"! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог"ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог"ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог"т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.

Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?

Эрнст Кассирер (Ernst Cassirer, 28 июля 1874, Бреславль, ныне Вроцлав — 13 апреля 1945, Принстон, Нью-Джерси, США) — немецкий философ и культуролог, представитель Марбургской школы неокантианства.

Родился в семье купца еврейского происхождения. С 1892 года учился в Берлинском университете. Посещал также лекции в университетах Лейпцига, Гейдельберга, Мюнхена, Марбурга. Профессор(1919-1933)и ректор(1930-1933)Гамбургского университета. С 1933 года Кассирер был в эмиграции: в Оксфорде (Великобритания), в 1935-1941 вГётеборге (Швеция), с 1941 годах — в США. В 1941-1944годах преподавал в Йельском университете, затем в Колумбийском университете.

Его главным трудом стала «Философия символических форм»(1923-1929).Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.

Книги (8)

Жизнь и учение Канта

В том немецкого философа Эрнста Кассирера (1874 - 1945) вошли его работы о Канте — «Жизнь и учение Канта», «Кант и проблема метафизики. Замечания к интерпретации Канта Мартином Хайдеггером», а также исследования Д. Верена и К. Шрага о Кассирере.

Эта книга открывает новую серию, в которой будут представлены выдающиеся мыслители XX века.

Избранное. Индивид и космос

Предлагаемый том крупного немецкого философа-неокантианца, проницательного историка, культуролога, тонкого наблюдателя развития языка в его глубочайшей связи с символическими формами понятий содержит две книги: «Индивид и космос в философии Возрождения» и «Сущность и действие символического понятия».

Эти две книги как бы продолжают союз «заключенный между философией и филологией» в эпоху Возрождения.

Опыт о человеке

Общепризнано, что самопознание — высшая цель философского исследования. В любых спорах между различными философскими школами эта цель остается неизменной и неколебимой — есть, значит, у мысли архимедова точка опоры, устойчивый и неподвижный центр.

Познание и действительность

Э.Кассирер (1874-1945) - немецкий философ-неокантианец. Его главным трудом стала "Философия символических форм" (1923-1929). Смысл исторического процесса Кассирер видит в "самоосвобождении человека", задачу же философии культуры - в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Теория относительности Эйнштейна

В книге «Теория относительности Эйнштейна» исследуются философские проблемы, связанные с теорией относительности Эйнштейна.

По мнению автора, задачи, которые эта теория поставила общей критике познания, могут быть разрешены продолжительной совместной работой физиков и философов. Поэтому Э.Кассирер ставит своей целью вызвать дискуссию и дать ей определенное методическое направление, чтобы в итоге прийти к пониманию в тех вопросах, в которых мнения физиков и философов расходятся.

Философия символических форм. Том 1. Язык

Философия символических форм. Том 2. Мифологическое мышление

Философское умозрение начинается с понятия бытия. Когда оно конституируется как таковое, когда вопреки многообразию и разнообразию существующего пробуждается осознание единства сущего, впервые возникает специфически философская направленность миросозерцания.

Однако еще долго оно остается в кругу сущего, стремясь покинуть и преодолеть его. Из отдельного, особенного, ограниченного сущего генетически выводится и «объясняется» все остальное.

Философия символических форм. Том 3. Феноменология познания

Э. Кассирер (1874-1945) — немецкий философ-неокантианец. Его главным трудом стада «Философия символических форм» (1923-1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера.

Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.

Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Философия символических форм. Т. 1: Язык

Предисловие. Введение и постановка проблемы

Сочинение, первый том которого я предлагаю публике, в своих первоистоках восходит к исследованиям, подытоженным в моей книге «Понятие субстанции и понятие функции» (Берлин, 1910). При попытках приложить результаты этих исследований, касавшихся главным образом структуры математического и естественнонаучного мышления, к изучению проблем гуманитарных наук мне становилось все более ясно, что общая теория познания в ее традиционном понимании и ограниченности недостаточна для методического обоснования гуманитарных наук. Для достижения подобного обоснования представлялось необходимым принципиально расширить поле деятельности этой теории познания. Вместо изучения всего лишь общих предпосылок научного познания мира следовало бы перейти к точному разграничению различных основных форм «понимания» мира и как можно более четкому описанию каждой из них в присущей ей тенденции и духовной форме. И лишь тогда, когда подобная «морфология» духа будет обозначена по крайней мере в общих чертах, можно будет надеяться, что ясный методический общий взгляд и надежный принцип обоснования могут быть найдены и для отдельных гуманитарных наук. Наряду с учением о формировании понятий и суждений в естественных науках, в результате которого определяется «объект» природы в его основополагающих конститутивных чертах и «предмет» познания вычленяется в его обусловленности функцией познания, должно быть выработано аналогичное определение и для области чистой субъективности. Эта субъективность не растворяется в познающем взгляде на природу и действительность, но всегда оказывается действенной там, где вообще явление как целое рассматривается с определенной духовной точки зрения, формируясь с этой позиции. Необходимо показать, как каждая из этих возможностей формирования выполняет собственную задачу в созидании духа, подчиняясь соответствующим специфическим законам. Из занятий этой проблемой вырос план общей теории форм выражения духа, более подробно представленный во введении. Что касается деталей его реализации, то публикуемая первая часть ограничивается анализом языковой формы; второй том, который, как я надеюсь, появится через год, должен содержать набросок феноменологии мифологическо - го и религиозного мышления, в то время как третий и последний том должен дать изложение собственно «теории познания», т. е. морфологию научного мышления.

Разумеется, рассмотрение языка в соответствии с его чисто философским содержанием и с точки зрения определенной философской «системы» - рискованное предприятие, на которое со времени первых основополагающих трудов Вильгельма фон Гумбольдта не отваживался, пожалуй, никто. Хотя Гумбольдт, как следует из его письма 1805 г. Вольфу, полагал, что открыл искусство использования языка в качестве проводника, позволяющего и восходить к высотам, и проникать в глубины, постигать многообразие всего мира, однако развитие языкознания и философии языка в XIX в., очевидно, все больше и больше отодвигало подобную задачу на второй план. Вместо того чтобы быть кораблем философского познания, язык до сих пор, судя по всему, был склонен становиться непосредственным и наиболее мощным инструментом философского скепсиса. Но даже если отвлечься от этих следствий современной критики языка, для которой философия языка стала равнозначна отрицанию и расщеплению его духовного содержания, все большее влияние обретало убеждение, что философское основоположение языка, если оно вообще возможно, достижимо лишь средствами психологии. Идеал действительно универсальной, «философской» грамматики, к которому разными путями устремлялись еще эмпиризм и рационализм XVII и XVIII вв., был, казалось, раз и навсегда разрушен после того, как были заложены основы научного сравнительного языкознания: отныне оставалась только одна возможность - искать единство языка не в его логическом содержании, а в его возникновении и психологических законах этого становления. Вундт в своей монументальной работе о языке после долгого перерыва предпринял попытку охватить всю совокупность языковых явлений и подвергнуть их определенному духовному толкованию, а принцип этого толкования он позаимствовал из теории и методики психологии народов. Подчиняясь тому же вектору мышления, Штейнталь в своем «Введении в психологию и языкознание» (1871) попытался доказать применимость понятия апперцепции Гербарта в качестве фундамента анализа языка. Сознательно и резко противопоставив свою позицию основаниям представлений Штейнталя и Вундта о языке, Марти возвращается позднее (1908) к идее «универсальной грамматики и философии языка», понимаемых им как эскиз «дескриптивной семантики». Но и в этом случае попытка построения подобной семантики осуществляется чисто психологическими средствами; более того, задача философии в явном виде ограничивается таким образом, что ее область включает все проблемы, связанные с общим и закономерным в языковых явлениях, поскольку они «либо являются психологическими по своей природе, либо по крайней мере не могут быть решены без преимущественной помощи психологии». Казалось, что в этой области психологизм и позитивизм - несмотря на возражения, которые эти взгляды встречали в кругах самих языковедов, прежде всего у Кар - ла Фосслера, - не только утвердился в качестве методического идеала, но и был почти что возведен в ранг универсальной догмы. Правда, философский идеализм не прекращал борьбы с этой догмой, но и он не вернул языку автономной позиции, которую тот занимал в концепции В. фон Гумбольдта. Ведь вместо того, чтобы понимать его как самостоятельную, опирающуюся на присущие ему законы «форму», он попытался свести его к общей эстетической функции выражения. Действуя в этом духе, Бенедетто Кроче подчинил проблему языкового выражения проблеме эстетического выражения, включив первую во вторую, система философии Германа Когена также трактовала логику, этику и эстетику, а также философию религии в качестве самостоятельных разделов, в то время как основные проблемы языка затрагивались в ней лишь мельком и в связи с основными вопросами эстетики.

Эта ситуация объясняет, почему данное исследование в философском аспекте не могло продвигаться в пределах четко очерченного круга мыслей, а было вынуждено пытаться повсюду прокладывать себе свой методологический путь самостоятельно. Тем богаче были, однако, вспомогательные источники, открывавшиеся ему для изучения выбранной темы в тех результатах, что были достигнуты языкознанием со времени Вильгельма фон Гумбольдта. Хотя идея поистине универсального воззрения на язык предстает у Гумбольдта еще постулатом идеалистической философии, но затем этот постулат, по - видимому, все больше и больше приближался к своему конкретному научному осуществлению. Правда, именно это богатство материала, полученного эмпирическими научными исследованиями, создает для философского созерцания едва преодолимые затруднения. Ибо без этих частностей оно не может обойтись, однако в то же время, если оно желает оставаться верным своим собственным целям и задачам, оно не может полностью им подчиниться. Решение этой методологической дилеммы могло быть только одним: вопросы, с которыми в этой работе обращались к языкознанию, были сформулированы в систематической общей форме, в то время как ответы на эти вопросы в каждом отдельном случае добывались из самих эмпирических исследований. Следовало попытаться дать как можно более широкий обзор не только явлений одного круга языков, но структуры различных и в своих мыслительных основаниях далеко отстоящих друг от друга языковых групп. Правда, поле лингвистической литературы, к которой приходилось постоянно обращаться для консультаций, расширилось настолько, что цель, первоначально поставленная перед данным исследованием, отодвигалась все дальше и дальше, более того, я каждый раз вновь задавался вопросом, способен ли я ее вообще достигнуть. И если я продолжал движение по выбранному однажды пути, то происходило это потому, что я по мере проникновения в многообразие языковых явлений все более ясно ощущал, насколько и в этой области все частности взаимосвязаны и поясняют друг друга, словно сами собой включаясь в общую структуру. Данные изыскания и направлены на выявление и объяснение этой общей структуры, а не на рассмотрение каких‑либо частных явлений. Если гносеологический принцип, служащий им ориентиром, будет подтвержден, если описание и характеристика чистой формы языка, являющиеся целью данной работы, окажутся основательными, то многое из того, что было упущено в частностях, легко может быть исправлено и дополнено при последующем исследовании темы. Работая над этим сочинением, я сам слишком ясно убедился в сложности избранного предмета и ограниченности моих возможностей, чтобы не приветствовать с радостью любую критику знатоков этого предмета; чтобы облегчить такую критику, я везде, где речь шла об интерпретации и использовании конкретного языковедческого материала, указывал мои источники и использованных авторов настолько ясно, чтобы можно было проверить данные по первоисточнику.

Рассмотрение понятия "символ" в произведений Э. Кассирера "Опыт о человеке"

Э. Кассирер отталкивается от понятия человека как деятельностного существа, производящего некие смыслы, символы. Самая главная характеристика человека - деятельность; именно труд определяет область человеческого. Язык, миф, наука, история составляют пространство его деятельности, это некие инструментарии, которые функционально используются человеком для порождения символа.

Работа Эрнста Кассирера «Опыт о человеке» стала одним из самых читаемых философских трудов своего времени, на протяжении нескольких десятилетий оставаясь основным учебником по философской антропологии и своего рода философским бестселлером. Почему это произошло? Исследуя вопрос «как возможна культура?», в рамках своей теории символических форм, Кассирер обращается к проблемам философской антропологии. В центр своего исследования Кассирер ставит актуальное понятие символа, видя в нём корень и основную проблему философии человека. Понятие «символ» постепенно входило в пространство философии. Практически каждый крупный мыслитель прошлого, так или иначе, обращался к категориям символа и символического, но не так как Кассирер. Притом, в большинстве случаев, понятие символа трактовалось в разном ключе. По моему мнению, это связано с чрезвычайной широтой и многозначностью этой категории. Символ гибок, подвижен, как и сама история. В связи с этим, каждая эпоха требовала переосмысления этого понятия. В разное время символ доминировал в мифе, искусстве, технологии. На протяжении истории, совершенно разные степени этого понятия акцентировались в философской мысли. Символ постоянно требовал и требует переосмысления.

Таким образом, труд Э. Кассирера - это попытка преодолеть кризис неокантианства путем вывода его в новое, культурологическое проблемное поле.

Э. Кассирер: культура как производство символов

В истории философии человека пытались понять с помощь психологической интроспекции. Э. Кассирер предложил в «Философии символических форм» альтернативный метод. Он исходит из предпосылки, что если существует какое-то определение природы или «сущности» человека, то это определение может быть понято только как функциональное, а не субстанциональное.

Отличительный признак человека -- его деятельность. «Философия человека», следовательно, такая философия, которая должна прояснить для нас фундаментальные структуры каждого из видов человеческой деятельности и в то же время дать возможность понять ее как органическое цепое. Язык, искусство, миф, религия -- это не случайные, изолированные творения, они связаны общими узами. Что касается философии культуры, то она у Кассирера начинается с утверждения, что мир человеческой культуры не просто скопление расплывчатых и разрозненных фактов.

С эмпирической или исторической точки зрения кажется, будто достаточно собрать факты человеческой культуры, чтобы разгадать и сам феномен. Кассирер отдает предпочтение тезису о разорванности человеческой культуры, ее исходной разнородности.

Кассирер выводит феномен культуры из факта несовершенства биологической природы человека. Человек утратил свою первоначальную природу. Мы не можем сказать, почему это произошло. Ученые говорят о влиянии космических излучений или радиоактивности, месторождений радиоактивных руд, которые вызвали мутации в механизме наследственности. Сходный регресс -- угасание, ослабление или утрата некоторых инстинктов -- не является, вообще говоря, абсолютно неизвестным природному миру.

Социальность, культурные стандарты диктуют человеку иные, нежели биологическая программа, образы поведения. Инстинкты в человеке ослаблены, вытеснены чисто человеческими потребностями и мотивами, иначе говоря, «окультурены». Действительно ли притупление инстинктов -- продукт исторического развития? Новейшие исследования опровергают такой вывод. Оказывается, слабая выраженность инстинктов вызвана вовсе не развертыванием социальности. Прямая связь здесь отсутствует.

Человек всегда и независимо от культуры обладал «приглушенными» неразвитыми инстинктами. Виду в целом были присущи лишь задатки бессознательной природной ориентации, помогающей слушать голос земли. Идея о том, что человек плохо оснащен инстинктами, что формы его поведения мучительно произвольны, оказала огромное влияние на теоретическую мысль. Философские антропологи XX века обратили внимание на известную «недостаточность» человеческого существа, на некоторые особенности его биологической природы.

Концепция символического, игрового приспособления к природному миру разработана в трудах Э. Кассирера. Отметим также, что социокультурная ориентация философии обострила интерес к категории символа, символического. Символическое стало фундаментальным понятием современной философии наряду с такими, как наука, миф, телос, язык, субъект и т.п.

Кассирер намечает подступы к целостному воззрению на человеческое бытие как протекающее в символических формах. Он обращается к трудам биолога И. Юкскюля, последовательного сторонника витализма. Ученый рассматривает жизнь как автономную сущность. Каждый биологический вид, развивал Юкскюль свою концепцию, живет в особом мире, недоступном для всех иных видов. Вот и человек постигал мир по собственным меркам.

Кассирер отмечает символический способ общения с миром у человека, отличный от знаковых сигнальных систем, присущих животным. Сигналы есть часть физического мира, символы же, будучи лишенными, по мысли автора, естественного, или субстанциального, бытия, обладают, прежде всего, функциональной ценностью. Животные ограничены миром своих чувственных восприятий, что сводит их действия к прямым реакциям на внешние стимулы. Поэтому животные не способны сформировать идею возможного. С другой стороны, для сверхчеловеческого интеллекта или для божественного духа, как подмечает Кассирер, нет различия между реальностью и возможностью: все мысленное становится для него реальностью. И только в человеческом интеллекте наличествует как реальность, так и возможность.

Для первобытного мышления, считает Кассирер, весьма трудно проводить различие между сферами бытия и значения, они постоянно смешиваются, в результате чего символ наделяется магической либо физической силой. Однако в ходе дальнейшего развития культуры отношения между вещами и символами проясняются, как проясняются и отношения между возможностью и реальностью. С другой стороны, во всех тех случаях, когда на пути символического мышления выявляются какие либо препятствия, различие между реальностью и возможностью также перестает ясно восприниматься.

Вот откуда, оказывается, родилась социальная программа! Первоначально она возникала из самой природы, из попытки уцелеть, подражая животным, более укорененным в естественной среде. Потом у человека стала складываться особая система. Он стал творцом и создателем символов. В них отразилась попытка закрепить различные стандарты поведения, подсказанные другими живыми существами.

Таким образом, у нас есть все основания считать человека «незавершенным животным». Вовсе не через наследование благоприобретенных признаков он оторвался от животного царства. Для антропологии ум и все, что его занимает, относится к области культуры. Культура же не наследуется генетически. Из приведенных рассуждений вытекает логический вывод: тайна культурогенеза коренится в формировании человека как символического животного.

КАССИРЕР, ЭРНСТ (Cassirer, Ernst) (1874–1945), немецкий философ и историк. Родился в Бреслау в Германии (ныне Вроцлав, Польша) 28 июля 1874. Получив начальное образование в родном городе, в 1892 поступил в Берлинский университет. В соответствии с европейской традицией, поощрявшей занятия в нескольких учебных заведениях, посещал лекции в университетах Лейпцига, Гейдельберга, Мюнхена и Марбурга. Вначале Кассирер намеревался изучать право, однако заинтересовался литературой и гуманитарными предметами; в дальнейшем, занимаясь философией, глубоко изучал физику и математику. В Марбурге (где он получил степень доктора философии в 1899, представив диссертацию об анализе Декартом математического и научного знания) Кассирер учился у Г.Когена и П.Наторпа – ведущих представителей неокантианства т.н. марбургской школы, течения, провозгласившего возврат к Канту в противовес господствовавшему тогда гегельянству. Кассирер был особенно близок к Когену в истолковании Канта и интересе к иудаизму. В работах, написанных в Берлинском университете в 1906–1919 (где Кассирер преподавал в качестве приват-доцента), развиваются основные идеи неокантианства. В то время его особенно интересовали теория познания и философия науки, в частности проблемы, связанные с теорией Эйнштейна. Кассирер также занимался изучением истории и литературы, особенно немецких классиков – Лессинга, Гёте и Шиллера. В этом же период он написал биографию Канта и подготовил издание сочинений этого великого мыслителя.

В 1919–1933 Кассирер был профессором философии, а в 1930–1933 ректором Гамбургского университета; одновременно возглавлял институт Варбурга, где проводились исследования по истории культуры. Когда Гитлер пришел к власти в 1933, Кассирер эмигрировал в Англию, где продолжил преподавательскую деятельность в Олл-Соулз-колледже Оксфордского университета в 1933–1935, а в 1935–1941 был приглашен в Гётеборгский университет (Швеция). В 1941–1944 Кассирер преподавал в Йельском университете, а затем в Колумбийском университете. Умер Кассирер в Принстоне (шт. Нью-Джерси) 13 апреля 1945.

Перу Кассирера принадлежит обширный исторический труд Проблема познания в философии и науке Нового времени (Das Erkenntnisproblem in der Philosophie und Wissenschaft der neueren Zeit , 1906–1957), в котором за систематическим изложением проблемы следует ее история от античности до 40-х годов 20 в. Сведя воедино результаты своих занятий культурологией, наукой и историей, он опубликовал еще один трехтомный труд – Философия символических форм (Philosophie der symbolischen Formen , 1923–1929).

В этих и других работах Кассирер анализировал функции языка, мифа и религии , искусства и истории как «символических форм», через которые человек обретает понимание самого себя и окружающего мира, так что сам человек определяется как «животное, создающее символы». В том же ключе им была разработана философская дисциплина, которую, следуя Канту, Кассирер назвал философской антропологией. Она представлена, в частности, в работе Опыт о человеке (Essay on man. An introduction to a philosophy of human culture , 1945). Исследования духовной культуры Возрождения и Просвещения (в том числе: Индивид и космос в философии Возрождения – Individuum und Kosmos in der Philosophie der Renaissance , 1927; Философия Просвещения – Die Philosophie der Aufklдrung , 1932) позволяют считать его пионером в той области, которая позднее была названа «историей идей».

Важное место в концепции Кассирера занимала философия языка . Язык наряду с наукой, искусством, религией, мифом представляет собой одну из «символических форм» культуры. Из хаоса впечатлений язык формирует картину мира. Язык – автономное творение духа, с его помощью человек созидает (а не просто отражает) действительность. На основе языковых знаков образуются понятия, которые являются продуктами символического познания. Кассирер изучал отношения между разными «символическими формами», в частности, связь между языком, мифом и искусством, опосредуемую метафорой; занимался также вопросами общих закономерностей развития языковых значений.