C вершины горы Догээ, расположенной неподалеку от Кызыла, открывается живописный вид. Слияние рек Большой Енисей и Малый Енисей, горные хребты с заснеженными пиками, степные террасы у их подножий и захватывающая дух панорама столицы — для тувинцев это знаковое, священное место. На протяжении веков местное население поклонялось Догээ, считая ее обителью духов, а последователи совершенно разных духовных движений совершают к ней паломничества и по сей день.

При советской власти на склоне горы появилась выложенная из камня надпись «ТАР» (Тувинская Аратская Республика), позднее ее заменила другая — «Ленин». А в 2006 году монахи из тувинской Сангхи выложили на склоне сто двадцатиметровую мантру «Ом Мани Пеме Хунг». Гора служила и продолжает служить отражением эпохи. Она — будто зеркало царящих в обществе нравов и пропагандируемых ценностей.

Именно на вершине Догээ вскоре вырастет пятнадцатиметровая золотистая статуя Будды, самая высокая в России. Деньги на ее постройку — это щедрые пожертвования спонсоров и добровольные взносы простых тувинцев. По замыслу строителей, Будда Шакьямуни расположится на шестиметровом позолоченном троне и будет виден из любой точки Кызыла. Статуя послужит символом возрождения буддизма в Туве, венчая многовековую историю становления Учения в этой горной республике. Буддизм проникал на территорию современной Тувы неоднократно.

Некоторые исследователи датируют первые контакты с буддийской культурой II веком до н. э. К этому времени среди племен, населявших эти земли, окончательно сложился кочевой образ жизни, который во многом определил формы быта, культуры, искусства, религии.

Будучи кочевниками, предки тувинцев с пониманием относились к поучениям Тхеравады об обретении гармонии с окружающим миром. Бережное отношение к природе и сегодня воспринимается тувинцами как сама собой разумеющаяся добродетель. Однако в целом буддизм в той его форме — с запретом на убийство животных и исключительно монашескими практиками — был неприменим в повседневной жизни кочевого народа и широко не распространился.

В конце III века до н. э. в степях Центральной Азии сложился могущественный племенной союз — Хунну. Во II веке до н. э. хунну одержали ряд внушительных побед над местными племенами и расселились на территории современных Монголии, Тувы и Забайкалья. Именно для защиты от их набегов Цинь Шихуанди сооружал Великую Китайскую стену. Каждый великий завоеватель, переведя дух после громких побед, прежде всего думает о единой идеологии, призванной сплотить покоренное население. Подобным образом поступили хунну, не прерывая проникновение буддийских знаний из Китая и надеясь, что именно Дхарма объединит жителей завоеванных территорий.

Но кочевая культура в противовес предполагает сильную локализацию и независимость. Кочевников крайне тяжело собрать под знамена какого-то одного учения и убедить следовать в едином направлении, тем более что они часто позиционируют себя выше любой религии, свысока смотря на проповедников. К тому же кочевой образ жизни не позволял тувинцам быть полноценными носителями материальной буддийской культуры. Дхарма по-прежнему не закреплялась в Туве. Начиная с 70-х годов I в.до н. э. владычеству хунну постепенно приходит конец.

Виной тому — внутренняя борьба за власть, экономические трудности и военные поражения. Китайский император У-ди (156-87 гг. до н. э.) привлек на свою сторону всех врагов хунну и выступил единым фронтом. Свою разрушительную роль сыграли и восстания покоренных племен, вспыхнувшие по всей территории державы хунну. Под натиском внешней угрозы и в пылу междоусобной борьбы государство сперва распалось на две части — южную и северную (население Тувы вошло в состав северохуннского государства), а затем непрекращающиеся восстания привели в I в. н.э. к его полной гибели.

В очередной раз буддизм пришел в Туву вместе с древними тюрками — племенами тюкю. В VI-VIII веках они распространили свое военное и политическое влияние на Алтай, Туву и Монголию. На смену Тюркскому каганату в VIII веке пришел каганат Уйгурский. Уйгуров с территории Тувы вытеснили киргизы. Это произошло в IX веке, и вплоть до конца X века именно киргизы обосновались на этих землях, распространяя не только политическое, но и культурное влияние. Древние киргизы были шаманистами, знакомыми в том числе с тибетским боном.

Буддийское влияние продолжало исходить в основном от Китая. В это время тувинцы получили доступ к поучениям уровня Махаяны, которые более органично вписывались в кочевой контекст. Жителей Тувы привлекала возможность любому стать буддистом, невзирая на происхождение, социальный статус и род занятий. В эпоху расцвета Тюркского и Уйгурского каганатов правящая верхушка активно насаждала Дхарму среди населения, по-прежнему видя в единой религии способ контроля людских масс. Но вопреки всем усилиям — а скорее, как раз из-за избыточного давления, — буддизм приживался крайне медленно.

XIII-XVII века ознаменовались постепенным распространением буддизма среди тувинских родоплеменных общин, которые находились в составе государственных образований, избравших буддизм в качестве основной религии.

Еще в середине XI — начале XII веков на территорию Тувы стали приходить монголоязычные племена. Изначально все они были язычниками. Но уже в XIII веке при Хубилай-хане буддизм в Монголии и подконтрольных землях входит в период расцвета. Мы все наслышаны о монгольских похождениях Карма Пакши (Кармапы II) (1206-1283 гг.); Хубилай-хан (1215-1294 гг.) и особенно его старший брат Мунке (1208-1259 гг.) многие годы были его учениками. Карма Пакши пользовался огромным уважением в ставке монгольских правителей и неоднократно подчеркивал важность поддержки всех буддийских школ. В это время в Туву пришел тибетский буддизм, в том числе и поучения Алмазного пути. Ведущую роль, в основном по политическим причинам, со временем заняла школа Гелуг.

Археологические исследования в центральной части Тувы подтверждают наличие по всей ее территории буддийских храмов, пагод и часовен, датируемых XIII-XIV веками и отстроенных по канонам, принятым в Монгольской империи. Буддизм основательно проникает на территорию Тувы, и местное население впервые получает целостное представление об Учении.

Монгольская империя, раздираемая на части кровавыми междоусобицами, распадается к началу XVII века, и на ее осколках вырастает государство Алтын-ханов. Позиции буддизма к этому времени так окрепли, что активное участие высоких лам в политической жизни общества было обычной практикой. В решении внутренних и внешних вопросов они выступали в качестве главных советников Алтын-хана, нередко принимая участие и в дипломатических отношениях с другими государствами, в том числе с Россией.

Буддийские общины были крупными собственниками земельных угодий и скота. Многие тувинские племена управлялись феодалами духовного звания. Этот факт дает представление о распространении буддизма среди обычного населения и подчеркивает определяющее значение буддизма в религиозных предпочтениях местных тувинцев.

В XVIII-XX веках происходило становление и усиление буддизма как официальной религии тувинцев. Во второй половине XVIII века население Тувы попадает под иго Китая. В качестве управляющего тувинскими землями стал назначаться амбын-нойон. Первые амбыннойоны Тувы были монголами. Начиная с 80-х годов XVIII века в Туве стали появляться первые стационарные буддийские монастыри (хурэ).

Маньчжурские власти, господствуя над соседними народами, стремились укрепить положение буддизма и усилить его влияние на массы. Именно в религии они видели инструмент духовного порабощения народа, недовольного усиливающимся социальным и имущественным неравенством.
По приглашению амбыннойнов в Туву чаще стали приезжать монгольские и тибетские ламы (преимущественно традиции Гелуг), они находили поддержку и покровительство со стороны тувинской феодальной власти. Школа Ньингма также получила значительное распространение. Учителя-тувинцы были большой редкостью, мальчиков-послушников из тувинской среды начали регулярно отправлять на обучение только с 1870 года.

Со второй половины XIX века еще активнее развернулось строительство монастырей. Изначально архитектурный стиль сооружений заимствовался у монголов, китайцев и тибетцев, но со временем в облик этих построек тувинцы стали вносить свои уникальные, неповторимые национальные черты.

Монастыри отстраивались за счет принудительных поборов с местного населения. Их возводили недалеко от центров политической власти, что символизировало единство светской и духовной сфер жизни общества. Высшие ламы монастыря нередко оказывались близкими родственниками нойонов.

Духовная жизнь монастырей выстраивалась по монгольскому варианту, хотя структура складывалась более простая. Например, у тувинцев отсутствовала традиция сознательных перерождений.

Буддийские общины активно участвовали в политической и экономической жизни региона. Владея обширными землями и крупным поголовьем скота, они сами занимались торговлей, а также не чурались давать населению деньги в долг под проценты.

Буддизм в Туве не встречал на своем пути значительных препятствий. Сил, которым бы он мешал и противостоял, практически не было. Другие духовные течения относительно легко стали сосуществовать с Учением. К тому же буддизм поддерживался местной властью — духовная иерархия укрепляла в тувинцах ощущение необходимости и закономерности феодального устройства общества.

Одной из особенностей становления буддизма в Туве было и есть его тесное сосуществование с шаманизмом — исконной системой верований тувинских племен. Шаманизм оказался очень живучим, в то время как поучения тибетского буддизма долгое время оставались труднодоступными для народа. В итоге к началу XX столетия в Туве сложилась неоднозначная ситуация: устои одного мировоззрения оказались расшатаны, а начала другого еще не усвоены.

Буддийские ламы в открытую не боролись с языческими традициями тувинцев, предпочитая интегрировать наиболее стойкие шаманские обычаи в буддийскую практику. Форма оставалась прежней, но содержание менялось. Например, тувинцы перед началом трапезы считали необходимым плеснуть немного чая или молока и бросить кусок жира духу-хозяину домашнего очага. С распространением буддизма такое подношение стали делать в честь Будды. Также шаманские корни лежали в основе обряда освящения животных, проводимого для защиты от болезней домашнего скота. С приходом в Туву буддизма подобный обряд стали проводить и ламы.
Подобный симбиоз проявлялся во многих сферах жизни, начиная от смешанного пантеона «божеств», на котором Майтрея и Манджушри уживались с языческими персонажами, и заканчивая буддийско-языческими похоронами, когда ламы всячески стремились освободить умершего от груза негативных впечатлений, а шаман — задобрить его душу, дабы та не возвращалась в виде злого духа.

В повседневной жизни взаимодействие буддизма и шаманизма было еще более заметным. Нередко заболевший лама приглашал к себе целителя-шамана, а захворавший шаман обращался за помощью к буддийскому учителю, надеясь на его обширные познания в тибетской медицине. Иногда женами лам были шаманки.

У тувинских лам не было переводов трактатов по тибетской медицине. Те знания, которые они все же могли использовать на практике, сталкивались с недостатком оригинального сырья. Тувинцы самостоятельно подбирали ингредиенты для снадобий, исходя из местных возможностей и порождая тувинский вариант тибетской медицины.

Хотя активное миссионерство вообще не свойственно буддизму, на протяжении всей истории становления Учения в Туве его насаждали сверху. Правители отдавали ему предпочтение в силу политических причин и почти не принимали в расчет духовные соображения. Мотивация была простой — сплотить завоеванное население на всей территории вокруг единой религии, упростив задачу контроля над массами.

Местные ламы не противились такому отношению. Тувинские монастыри пользовались привилегированным положением и в открытую поддерживали сложившуюся социальную иерархию, являясь при этом ее органичной частью. Школа Гелуг, известная четкой системой духовных должностей и жесткой, лишенной гибкости структурой, была естественным выбором правящей верхушки, к тому же предопределенным исторически.

Несмотря на формально повсеместное распространение буддизма в Туве, поучения редко «опускались из головы в сердце» последователей. Но они становились частью интеллектуальной жизни населения. Священные церемонии проводились на старомонгольском языке, без перевода.

Нередкими были ситуации, когда пришедшие в храм жители оставались безучастными к происходящему и беспечно переговаривались друг с другом во время пения пудж. Не в силах уследить за происходящим на чужом языке, они следовали Учению лишь формально.

Советские годы, как известно, были не лучшим временем для любой духовности. Единственной религией, которая имела право на существование вплоть до распада СССР, была коммунистическая идеология. Церкви и храмы планомерно разрушались, духовные сподвижники подвергались гонениям и репрессиям. Начиная с 1930-х годов буддийская передача в Туве была почти полностью уничтожена. Лишь редкие старики-ламы тайно продолжали свою практику. Сохранить передачу от полного исчезновения помогла клановость тувинцев. Когда кто-либо из представителей рода занимал крупный республиканский пост, он, несмотря на господство официальной идеологии, негласно позволял жителям выполнять духовную практику. Основное условие — делать это не публично и максимально скрытно. Ситуация, в которой кто-то сдает своего соседа, была для тувинцев настоящей дикостью.

В 1990 годы, пользуясь небывалой внешней свободой и открытостью, в Туву хлынули проповедники всех мастей, в том числе христианские секты. Будучи опытными миссионерами, они оперативно перевели свои главные книги на тувинский язык, что позволило им привлечь немало местных последователей.

Началось возрождение шаманизма и буддизма — в основном по инерции, в дань уважения к предшествующим поколениям. И хотя ламы становились все ближе тувинцам, именно шаман воспринимался своим, родным. Он был понятен простому народу. Да и грамотного буддийского ламу в те годы найти было нелегко. Многие из тех, кто претендовал на роль учителя, не знали элементарных буддийских основ и были подвержены страсти к алкоголю.

Сегодня ситуация во многом изменилась. Появилось больше ясной информации о поучениях Будды, а также достаточно образованных специалистов, способных эти поучения понимать и передавать дальше. А отсутствие внешнего давления дало тувинцам внутреннее пространство для того, чтобы разобраться в себе и по-настоящему проявить свою идентичность. Все больше жителей Тувы приходят в буддизм. Приходят осознанно и надолго. Внешне свободные, они начали принимать Учение внутренне.

Простой народ все охотнее открывается буддизму, понимая, что шаманизм не станет основой духовного возрождения нации. Когда в каждой местности свой главный дух и все хотят от последователей разных вещей, тяжело выбрать общее направление развития. Буддизм же предложил тувинцам ясную цель и дал для ее достижения ясные методы. Именно Дхарма, по мнению жителей Тувы, может воспитать и дать образование, взрастить мудрость и объединить нацию.

Развитие буддизма в современной Туве поддерживается на государственном уровне. Новая элита республики уверенно декларирует, что религия просто необходима для развития, и всячески поощряет инициативы местной Сангхи. Важным остается тот факт, что именно в свободные времена, когда тувинцам дали волю самим выбирать, какому следовать пути (а может, не следовать никакому), — именно в это время буддизм проникает в сердца людей и обращает к просветляющим ценностям.

Лишь некоторые характерные черты пока не сумел искоренить буддизм в Туве. Это склонность населения к алкоголю и конокрадству. Монголы, живущие в пограничных с Тувой областях, до сих пор периодически страдают от набегов отчаянных тувинцев. И в наши дни, пригнав домой табун угнанных лошадей, тувинский житель будет считаться героем.

Золотистая статуя Будды Шакьямуни, которая совсем скоро должна появиться на горе Догээ, — яркий символ выбора тувинцев: будущее республики они связывают с буддизмом. Именно Будду они хотят видеть каждый день на вершине священной для них горы, именно в нем принимают Прибежище. Дорога на вершину Догээ всегда воспринималась местным населением и паломниками как очищение от негативных впечатлений. И прежде чем окончательно закрепиться в сердцах тувинцев, Учение дало им возможность пройти через многие испытания, веками проверяя способность сохранять живую передачу. Видимо, именно сейчас, в начале XXI века, тувинцы по-настоящему готовы взять на себя эту ответственную задачу.

Тува – один из традиционно буддийских регионов России. Кочевые народы, населявшие эти земли, впервые встретились с буддизмом еще во II веке до н. э. Вторая волна буддийского влияния пришлась на VI–VIII века н. э. А сегодня на священной горе Догээ, неподалеку от столицы Тувы города Кызыла, строится пятнадцатиметровая статуя Будды, которая станет самой высокой в России.

С вершины горы Догээ, рас­положенной неподалеку от Кызыла, открывается живописный вид. Слияние рек Боль­шой Енисей и Малый Енисей, горные хребты с заснеженными пиками, степные террасы у их подножий и захватывающая дух панорама столицы – для тувинцев это знаковое, священ­ное место. На протяжении веков местное население поклоня­лось Догээ, считая ее обителью духов, а последователи совер­шенно разных духовных движе­ний совершают к ней паломничества и по сей день.

При советской власти на склоне горы появилась выложенная из камня над­пись «ТАР» (Тувинская Арат­ская Республика), позднее ее заменила другая – «Ленин». А в 2006 году монахи из тувин­ской Сангхи выложили на склоне стодвадцатиметровую мантру «ОМ МАНИ ПЕМЕ ХУНГ». Гора служила и продолжает служить отражением эпохи. Она – будто зеркало царящих в обществе нравов и пропаган­дируемых ценностей.

Именно на вершине Догээ вскоре вырастет пятнадцати­метровая золотистая статуя Будды, самая высокая в России. Деньги на ее постройку – это щедрые пожертвования спон­соров и добровольные взносы простых тувинцев. По замыслу строителей, Будда Шакьямуни расположится на шестиметро­вом позолоченном троне и будет виден из любой точки Кызыла. Статуя послужит символом возрождения буддизма в Туве, венчая многовековую историю становления Учения в этой гор­ной республике.

Буддизм проникал на тер­риторию современной Тувы неоднократно. Некоторые исследователи датируют первые контакты с буддийской культурой II веком до н. э. К этому времени среди племен, населявших эти земли, окончательно сложился кочевой образ жизни, который во многом определил формы быта, культуры, искусства, религии. В то время китайский импе­ратор Цинь Шихуанди (259– 210 гг. до н. э.) активно «экспортировал» конфуцианство, даосизм и буддизм на близле­жащие территории, в том числе и тувинские земли. Догматич­ные даосизм и конфуцианство изначально имели мало шан­сов прижиться в непокорной кочевой культуре. Буддизм же был более гибок, в основном постулируя общечеловеческие истины.

Будучи кочевниками, предки тувинцев с пониманием отно­сились к поучениям Тхеравады об обретении гармонии с окру­жающим миром. Бережное отношение к природе и сегодня воспринимается тувинцами как сама собой разумеющаяся добродетель. Однако в целом буддизм в той его форме – с запретом на убийство животных и исключительно монашескими практиками – был неприменим в повседневной жизни кочевого народа и широко не распространился.

В конце III века до н. э. в сте­пях Центральной Азии сло­жился могущественный племенной союз – Хунну. Во II веке до н. э. хунну одержали ряд внушительных побед над мест­ными племенами и расселились на территории современных Монголии, Тувы и Забайкалья. Именно для защиты от их набе­гов Цинь Шихуанди сооружал Великую Китайскую стену. Каждый великий заво­еватель, переведя дух после громких побед, прежде всего думает о единой идеологии, призванной сплотить поко­ренное население. Подобным образом поступили хунну, не прерывая проникновение буддийских знаний из Китая и надеясь, что именно Дхарма объединит жителей завоеванных территорий.

Но кочевая культура в про­тивовес предполагает сильную локализацию и независимость. Кочевников крайне тяжело собрать под знамена какого-то одного учения и убедить следо­вать в едином направлении, тем более что они часто позициони­руют себя выше любой религии, свысока смотря на проповедни­ков. К тому же кочевой образ жизни не позволял тувинцам быть полноценными носите­лями материальной буддийской культуры. Дхарма по-прежнему не закреплялась в Туве.

Начиная с 70-х годов I в. до н. э. владычеству хунну постепенно приходит конец. Виной тому – внутренняя борьба за власть, экономические трудности и военные поражения. Китайский император У-ди (156–87 гг. до н. э.) при­влек на свою сторону всех вра­гов хунну и выступил единым фронтом. Свою разрушитель­ную роль сыграли и восстания покоренных племен, вспых­нувшие по всей территории державы хунну. Под натиском внешней угрозы и в пылу междоусобной борьбы государ­ство сперва распалось на две части – южную и северную (население Тувы вошло в состав северохуннского государства), – а затем непрекращающиеся восстания привели в I в. н. э. к его полной гибели.

В очередной раз буддизм при­шел в Туву вместе с древними тюрками – племенами тюкю. В VI–VIII веках они распро­странили свое военное и поли­тическое влияние на Алтай, Туву и Монголию. На смену Тюркскому каганату в VIII веке пришел каганат Уйгурский. Уйгуров с территории Тувы вытеснили кыргызы. Это про­изошло в IX веке, и вплоть до конца X века именно кыр­гызы обосновались на этих землях, распространяя не только политическое, но и культурное влияние. Древние кыргызы были шаманистами, знакомыми в том числе с тибетским боном.

Буддийское влияние про­должало исходить в основном от Китая. В это время тувинцы получили доступ к поучениям уровня Махаяны, которые более органично вписывались в кочевой контекст. Жителей Тувы привлекала возможность любому стать буддистом, невзи­рая на происхождение, соци­альный статус и род занятий. В эпоху расцвета Тюркского и Уйгурского каганатов правя­щая верхушка активно насаж­дала Дхарму среди населения, по-прежнему видя в единой религии способ контроля люд­ских масс. Но вопреки всем усилиям – а скорее, как раз из-за избыточного давления, – буддизм приживался крайне медленно.

XIII–XVII века ознаменова­лись постепенным распростра­нением буддизма среди тувинских родоплеменных общин, которые находились в составе государственных образований, избравших буддизм в качестве основной религии.

Еще в середине XI – начале XII веков на территорию Тувы стали приходить монголоязыч­ные племена. Изначально все они были язычниками. Но уже в XIII веке при Хубилай-хане буддизм в Монголии и под­контрольных землях входит в период расцвета. Мы все наслышаны о монгольских похождениях Карма Пакши (Кармапы II) (1206–1283 гг.); Хубилай-хан (1215–1294 гг.) и особенно его старший брат Мунке (1208–1259 гг.) мно­гие годы были его учениками. Карма Пакши пользовался огромным уважением в ставке монгольских правителей и неод­нократно подчеркивал важность поддержки всех буддийских школ. В это время в Туву при­шел тибетский буддизм, в том числе и поучения Алмазного пути. Ведущую роль, в основном по политическим причинам, со временем заняла школа Гелуг.

Археологические исследова­ния в центральной части Тувы подтверждают наличие по всей ее территории буддийских хра­мов, пагод и часовен, датируемых XIII–XIV веками и отстроенных по канонам, принятым в Мон­гольской империи. Буддизм основательно проникает на тер­риторию Тувы, и местное населе­ние впервые получает целостное представление об Учении.

Монгольская империя, раз­дираемая на части кровавыми междоусобицами, распадается к началу XVII века, и на ее осколках вырастает государ­ство Алтын-ханов. Позиции буддизма к этому времени так окрепли, что активное участие высоких лам в политической жизни общества было обычной практикой. В решении вну­тренних и внешних вопросов они выступали в качестве глав­ных советников Алтын-хана, нередко принимая участие и в дипломатических отноше­ниях с другими государствами, в том числе с Россией. Буддийские общины были крупными собственниками земельных угодий и скота. Многие тувинские племена управлялись феодалами духов­ного звания. Этот факт дает представление о распростране­нии буддизма среди обычного населения и подчеркивает определяющее значение буд­дизма в религиозных предпо­чтениях местных тувинцев.

В XVIII–XX веках происхо­дило становление и усиление буддизма как официальной религии тувинцев. Во второй половине XVIII века население Тувы попадает под иго Китая. В качестве управляющего тувинскими землями стал назначаться амбын-нойон. Пер­вые амбын-нойоны Тувы были монголами. Начиная с 80-х годов XVIII века в Туве стали появляться первые стационар­ные буддийские монастыри (хурэ). Маньчжурские власти, господствуя над соседними наро­дами, стремились укрепить положение буддизма и усилить его влияние на массы. Именно в религии они видели инстру­мент духовного порабощения народа, недовольного усилива­ющимся социальным и имуще­ственным неравенством.

По приглашению амбын-ной­нов в Туву чаще стали приез­жать монгольские и тибетские ламы (преимущественно тра­диции Гелуг), они находили поддержку и покровительство со стороны тувинской феодаль­ной власти. Школа Ньингма также получила значительное распространение. Учителя-тувинцы были большой редкостью, мальчиков-послушников из тувинской среды начали регулярно отправлять на обучение только с 1870 года.

Со второй половины XIX века еще активнее развернулось строительство монастырей. Изначально архитектурный стиль сооружений заимство­вался у монголов, китайцев и тибетцев, но со временем в облик этих построек тувинцы стали вносить свои уникальные, неповторимые националь­ные черты. Монастыри отстраивались за счет принудительных побо­ров с местного населения. Их возводили недалеко от центров политической власти, что сим­волизировало единство светской и духовной сфер жизни обще­ства. Высшие ламы монастыря нередко оказывались близкими родственниками нойонов.

Духовная жизнь монастырей выстраивалась по монгольскому варианту, хотя структура скла­дывалась более простая. Напри­мер, у тувинцев отсутство­вала традиция сознательных перерождений. Буддийские общины активно участвовали в политической и экономической жизни региона. Владея обширными зем­лями и крупным поголовьем скота, они сами занимались торговлей, а также не чурались давать населению деньги в долг под проценты.

Буддизм в Туве не встречал на своем пути значительных препятствий. Сил, которым бы он мешал и противостоял, прак­тически не было. Другие духов­ные течения относительно легко стали сосуществовать с Уче­нием. К тому же буддизм поддерживался местной властью – духовная иерархия укрепляла в тувинцах ощущение необходи­мости и закономерности фео­дального устройства общества.

Одной из особенностей ста­новления буддизма в Туве было и есть его тесное сосуществова­ние с шаманизмом – исконной системой верований тувинских племен. Шаманизм оказался очень живучим, в то время как поучения тибетского буд­дизма долгое время оставались труднодоступными для народа. В итоге к началу XX столетия в Туве сложилась неоднознач­ная ситуация: устои одного мировоззрения оказались рас­шатаны, а начала другого еще не усвоены.

Буддийские ламы в откры­тую не боролись с языческими традициями тувинцев, предпо­читая интегрировать наиболее стойкие шаманские обычаи в буддийскую практику. Форма оставалась прежней, но содер­жание менялось. Например, тувинцы перед началом тра­пезы считали необходимым плеснуть немного чая или молока и бросить кусок жира духу-хозяину домашнего очага. С распространением буддизма такое подношение стали делать в честь Будды. Также шаман­ские корни лежали в основе обряда освящения животных, проводимого для защиты от болезней домашнего скота. С приходом в Туву буддизма подобный обряд стали прово­дить и ламы.

Подобный симбиоз прояв­лялся во многих сферах жизни, начиная от смешанного панте­она «божеств», на котором Май­трея и Манджушри уживались с языческими персонажами, и заканчивая буддийско-языче­скими похоронами, когда ламы всячески стремились освободить умершего от груза негативных впечатлений, а шаман – задобрить его душу, дабы та не воз­вращалась в виде злого духа. В повседневной жизни взаимодействие буддизма и шаманизма было еще более заметным. Нередко заболевший лама приглашал к себе цели­теля-шамана, а захворавший шаман обращался за помощью к буддийскому учителю, наде­ясь на его обширные познания в тибетской медицине. Иногда женами лам были шаманки.

Несмотря на формально повсеместное распространение буддизма в Туве, поучения редко «опускались из головы в сердце» последователей. Но они становились частью интеллектуальной жизни насе­ления. Священные церемонии проводились на старомонголь­ском языке, без перевода. Нередкими были ситуа­ции, когда пришедшие в храм жители оставались безучаст­ными к происходящему и бес­печно переговаривались друг с другом во время пения пудж. Не в силах уследить за происходящим на чужом языке, они следовали Учению лишь формально.

Начиная с 1930-х годов буддийская передача в Туве была почти полностью уничтожена. Лишь редкие старики-ламы тайно продолжали свою практику. Сохранить передачу от полного исчезновения помогла клано­вость тувинцев. Когда кто-либо из представителей рода зани­мал крупный республиканский пост, он, несмотря на господ­ство официальной идеологии, негласно позволял жителям выполнять духовную практику. Основное условие – делать это не публично и максимально скрытно. Ситуация, в кото­рой кто-то сдает своего соседа, была для тувинцев настоящей дикостью.

В 1990 годы, пользуясь небывалой внешней свобо­дой и открытостью, в Туву хлынули проповедники всех мастей, в том числе христиан­ские секты. Будучи опытными миссионерами, они оперативно перевели свои главные книги на тувинский язык, что позво­лило им привлечь немало мест­ных последователей. Началось возрождение шама­низма и буддизма – в основном по инерции, в дань уважения к предшествующим поколе­ниям.

Сегодня ситуация во мно­гом изменилась. Появилось больше ясной информации о поучениях Будды, а также достаточно образованных специалистов, способных эти поучения понимать и пере­давать дальше. А отсутствие внешнего давления дало тувинцам внутреннее пространство для того, чтобы разобраться в себе и по-настоящему про­явить свою идентичность. Все больше жителей Тувы приходят в буддизм. Приходят осознанно и надолго. Внешне свободные, они начали принимать Учение внутренне.

Развитие буддизма в совре­менной Туве поддерживается на государственном уровне. Новая элита республики уве­ренно декларирует, что религия просто необходима для раз­вития, и всячески поощряет инициативы местной Сангхи. Важным остается тот факт, что именно в свободные времена, когда тувинцам дали волю самим выбирать, какому сле­довать пути (а может, не сле­довать никакому), – именно в это время буддизм проникает в сердца людей и обращает к просветляющим ценностям.

Лишь некоторые харак­терные черты пока не сумел искоренить буддизм в Туве. Это склонность населения к алкоголю и конокрадству. Монголы, живущие в погранич­ных с Тувой областях, до сих пор периодически страдают от набегов отчаянных тувин­цев. И в наши дни, пригнав домой табун угнанных лоша­дей, тувинский житель будет считаться героем.

Золотистая статуя Будды Шакьямуни, которая совсем скоро должна появиться на горе Догээ, – яркий символ выбора тувинцев: будущее республики они связывают с буддизмом. Именно Будду они хотят видеть каждый день на вершине свяшенной для них горы, именно в нем принимают Прибежище. Дорога на вершину Догээ всегда воспринималась местным насе­лением и паломниками как очищение от негативных впе­чатлений. И прежде чем окон­чательно закрепиться в сердцах тувинцев, Учение дало им воз­можность пройти через многие испытания, веками проверяя способность сохранять живую передачу. Видимо, именно сейчас, в начале XXI века, тувинцы по-настоящему готовы взять на себя эту ответствен­ную задачу.

И.О. Ондар 1 , Е.К. Карелина 2

1 Аспирант, Тувинский государственный университет, 2 Доктор искусствоведения, профессор, Тувинский государственный университет

БУДДИЗМ В КУЛЬТУРЕ И ИСКУССТВЕ ТУВЫ (НА ПРИМЕРЕ МИСТЕРИИ ЦАМ)

Аннотация

В статье рассматриваются некоторые особенности культовой практики буддизма в Туве. Специальное внимание уделено мистерии Цам, впервые приводятся описания локальных вариантов, зафиксированных в различных районах республики. Вытесненная из ритуальной сферы буддизма и духовной жизни тувинцев в 1930-е годы, мистерия Цам отражается в различных формах современной культурной жизни Республики Тыва, оставаясь неотъемлемой частью тувинской национальной культуры и национального искусства.

Ключевые слова: буддизм, мистерия Цам, Тува, локальные особенности, национальная культура, искусство.

Ondar I.O. 1 , Karelina E.K. 2

1 Graduate student, Tuvan State University, 2 PhD in Arts, Professor, Tuvan State University.

BUDDHISM IN CULTURE AND ART OF TUVA (BASED ON THE EXAMPLE OF TSAM MYSTERY)

Abstract

The article covers some peculiarities of cult practice of Buddhism in Tuva. Specific attention is paid to Tsam mystery-play, for the first time some local variations fixed in different areas of the Republic are described. Tsam mystery-play, extruded from ritual sphere of Buddhism and spiritual life of Tuvans in the 1930s, is reflected in various forms of modern cultural life of Republic of Tuva, remaining integral part of Tuvan national culture and art.

Keywords: buddhism, Tsam mystery-play, Tuva, local peculiarities, national culture, art.

Буддизм в Туве представлен в форме ламаизма и относится к направлению Гелугпа. Тувинские ламы традиционно проходили обучение в Монголии, и все тувинские монастыри (хурээ ) ранее подчинялись главе монгольской церкви. Философ-религиовед О.М. Хомушку рассматривает историю развития буддизма в Туве в контексте традиционных религиозных верований народов Саяно-Алтая, специально выделяя присущие им религиозно-синкретические комплекс . Историк М.В. Монгуш обосновывает периодизацию проникновения буддизма в Туву, выделяя три волны: 1) IX в. – от уйгуров (была незначительной и практически не оставила следов); 2) XIII–XIV вв. - более крупная (затронула верхушку власти, но осталась чуждой для простого народа, который сохранял шаманистские представления); 3) 70-е гг. XVIII в. – самая значительная волна (когда Тува попала в подчинение к Китаю) . Именно тогда, в 1772–1773 гг., в Туве появляются первые стационарные буддийские монастыри (хурээ) - Эрзинский и Самагалтайский.

Активно ламаизм в Туве начинает развиваться только тогда, когда стали приезжать монгольские и тибетские ламы по приглашению амбын-нойона Ламажапа и других правителей кожуунов относительно строительства монастырей, для проведения больших и малых богослужений, проведения религиозных праздников. К началу ХХ века в Туве буддийские традиции уже был достаточно развиты, о чём свидетельствуют: количество функционирующих монастырей - 22, большая численность ламского сословия (около 4000, что составляло примерно 10% всего коренного населения Тувы), а также архивные источники, содержащие разнообразную информацию и богатую переписку по различным религиозным вопросам. В первые годы существования Тувинской народной республики (ТНР) монастыри продолжали строиться: с 1922 по 1926 гг. их число возросло до 31. Большое значение буддизма в жизни тувинского общества подчёркивается также проведением Всетувинского съезда (собора) лам в 1928 году. Заметим, что это было в условиях руководящей роли ТНРП в Туве и в разгар атеистической пропаганды в Советской России, мало того - после проведения буддийского съезда количество монастырей, лам и учеников лам начало расти. Репрессии против служителей «желтой веры» начались в 1930-х гг. после того, как Президиум Малого Хурала в 1929 г. (согласно курсу январского Пленума ЦК ТНРП того же года) принял постановление, фактически означавшее конец доселе мирного диалога буддийской религии и официальной власти Тувы.

Большим стимулом для возрождения буддизма стал приезд в Туву в 1992 г. Его Святейшества Далай-ламы XIV: в республике начали строиться буддийские субурганы и храмы, возобновились практика священнослужителей «жёлтой веры» и обучение тувинских послушников в бурятских и зарубежных храмах, представляющих различные религиозно-философские школы и направления.

Буддийская культура внесла много новых элементов в традиционный уклад тувинского населения - храмовую архитектуру, живопись, книгопечатание, библиотеки, иной тип музыки. Помимо собственно ритуальных, монастыри и ламы выполняли дополнительные функции, связанные с образованием и медициной. Долгое время хурээ являлись главными очагами образования и распространения письменной культуры.

Материальная культура буддизма представлена в обширной буддийской коллекции Национального музея РТ им. 60 богатырей (Алдан Маадыр ), состоящей из 3-х частей: 1) произведений буддийского изобразительного искусства; 2) рукописей и ксилографов; 3) предметов одеяния, быта лам и ритуальных принадлежностей (куда входят также музыкальные инструменты). По 1-й части коллекции, музейные фонды насчитывают более 500 изображений, из которых живопись составляет 60%, а скульптура – 40%. Предметы изготовлены в Туве, Монголии, Китае и Тибете. 2-я часть коллекции (письменные памятники) была в 1982 г. проанализирована и частично каталогизирована сотрудником Государственного музея истории религии и атеизма А. Терентьевым. Им выяснено, что в фондах ТНМ хранится около 1300 томов рукописей и ксилографов на тибетском и старомонгольском языках . Учёный сделал вывод, что коллекция Тувинского музея имеет крупное научное значение, уступая лишь коллекциям Ленинградского отделения Института востоковедения АН СССР, Улан-Удэнского филиала СО АН СССР и Ленинградского университета . 3-я часть коллекции (музыкальные инструменты) частично отражена в наших исследованиях .

Из путешественников, посещавших Туву на рубеже XIX–XX веков, пожалуй, наиболее подробное описание музыкальной части Цама оставил исследователь-тюрколог Н.Ф. Катанов (бывший в Чадане в 1889 г.): «У ламы в руках был ещё колоколец, которым он давал сигнал к барабанному бою, сопровождаемому звуками флейт, труб и литавров. Трубы (2) имели длину по три аршина. Нёс их молодой хуварак, положив через плечи веревку, к концам которых были привязаны обе трубы. Два широкогрудых хуварака шли сзади и по данному ламой сигналу нещадно дули в них. Вся музыка заглушалась звуками больших металлических тарелок, ударяемых друг от друга и больших фаянсовых труб, сделанных наподобие морской раковины» . Из этого описания следует, что во время процессии использовались большинство храмовых инструментов. Общее впечатление приезжих от звучания музыки Цам - чаще всего, негативное (ужасный шум, какофония). Зато местные жители (люди старшего поколения) вспоминали звучание храмового оркестра во время проведения Цам, разносящееся от храма вокруг на большое расстояние, как производящее на них в детстве колоссальное впечатление (что неудивительно, в сравнении с привычными сольным музицированием и камерным звучанием фольклорных инструментов).

Ламаизм переосмыслил и умело включил в свою практику праздничные даты традиционного тувинского календаря, обрядовую и культовую практику, не меняя смысла обрядности годового цикла, тем самым не нарушая своего главного принципа - вписываться в сложившиеся культурные традиции разных стран и народов и по возможности срастаться с ними. Среди календарных праздников, в которых наиболее зримо присутствует ламаистский компонент, нужно выделить Цам и Майдыр.

Слово «Цам» (монгольское произношение тибетского слова «чам», в тувинском варианте произносится как «сам») в переводе означает «танец» или «танец богов». Следует внести ясность в терминологию: чем является Цам - танцем, мистерией или праздником?

Цам – ритуальный танец, являющийся составной частью мистерии. В мистерию также входят музыка и чтение мантр, и всё это исполняется в неразрывном единстве, что есть тайный религиозный обряд - мистерия, к участию в которой допускались только посвящённые. К тому же существует несколько видов Цама: разговорный; Цам-пантомима; Цам, посвящённый разным персонажам и событиям буддийской истории и мифологии.

Многие исследователи смешивают понятия, говоря о Цаме - «театрализованное представление», «зрелище», «мистерия», «религиозный праздник». Здесь нет грубой ошибки, так как и в энциклопедическом словаре слово «Цам» трактуется как праздник в ламаизме . Скорее всего, мистерия Цам, исполняемая в сочетании с богослужением, посвящённым Майдыру (тувинцы его ещё называли «Эргил»), воспринималась тувинцами как праздник и в действительности была праздником по своему масштабу и значению в религиозной жизни народа . Разница была лишь в том, что в некоторых хурээ Цам и вынос Майдыра проходили в разные дни (непогода могла и увеличить разрыв между этими событиями), а в других хурээ вынос Майдыра сопровождался предварительным выходом и танцем масок, и их сопровождением при обносе бурхана вокруг хурээ, что проходило в один день.

Цам был призван устрашить всех преследователей веры Будды, продемонстрировав торжество истинного учения над всеми лжеучениями. К функциям Цама также можно отнести: очищение сознания и души; распространение блага для местности, где проводится Цам; подношение всем Буддам, Бодхисаттвам и другим просветленным существам. Главная задача Цама - очистить землю от скверны, негатива, недоверия перед приходом в этот мир нового V Будды Майтрейи, новой веры, лучшей жизни.

Выход и танец докшитов – это не только демонстрация устрашения, но и уничтожение энергетического негатива, очищение земли (пространства) перед выходом (выносом) Майтрейи. По сути и логике, Майдыра должны «сопровождать» боги и духи местности, что они и делают. И это происходит один раз в году в строго установленное время, что, конечно же, не случайно. Существует версия, что именно в это время (первая декада августа) небо «открывается» (граница между небом и землей становится практически незаметной), поэтому боги, души предков и духи могут проникать в наш мир. Именно поэтому в это время легче всего визуализировать желаемый образ.

Гневные маски цама - могущественные, очень сильные на уровне энергии, поэтому они демонстрируют собой не умиротворение (как в Калачакре), а движение, действие. Внешнее гневное проявление выражается в том, что ламы, во-первых, надевают на себя красочные, устрашающие маски, а во-вторых, используют особые движения. Особенно зловещий вид имеют маски гневных и грозных божеств из ряда докшитов - хранителей веры , которые и являются главными персонажами этого цама. Этот вид цама ещё называют докшитским. Один их внешний вид должен был отпугивать врагов буддизма и вселять ужас в сердца зрителей. Окраска «лиц» у них зловещая (красная, синяя, зеленая), выражение - хищное, свирепое, кровожадное. У некоторых есть третий глаз во лбу – символ психической энергии, духовности, при помощи настройки которого на волновые элементы различного характера можно воздействовать на многие явления природы, включая физические и химические процессы. По мнению тувинцев, три глаза дают возможность видеть Прошлое, Настоящее и Будущее. Сверху маски украшены тиарой из черепов от одного до пяти (пять – у высших божеств, три – у божеств рангом пониже, и один – у местных защитников). Пять черепов в диадеме на каждой из его голов – символ преодоления пяти грехов, означающих человеческие пороки – зависть, жадность, гнев, гордыню, корысть (в другом варианте – невежество, жадность, гордость, гнев и любострастие). Чем большее количество черепов на его тиаре, тем могущественнее гневное божество. Однако этот гнев благой, потому что устрашает не только людей, враждебно настроенных к Учению, но и злых духов – всех, препятствующих человечеству идти по пути Просветления.

Другой атрибут всех гневных божеств – ожерелье из отрубленных человеческих голов – означает победу мудрости над эгоизмом (иногда они заменены крупными деревянными чётками). Иногда нагрудные украшения заменяются так называемым «зеркалом» – металлическим медальоном с изображенным в центре семенным слогом данного божества. Разным тантрическим божествам соответствуют разные виды оружия и ритуальные объекты: треугольные флаги, чаши, мечи, жезлы, петли и т.д. Правда, в имеющихся описаниях тувинского цама нигде не встречается упоминание о таких объектах. Речь идёт только о луках, стрелах, ружьях и палке с набалдашником.

Ещё одной функцией цама является уничтожение привязанностей к материальному миру – один из главных постулатов буддизма при достижении нирваны. Отвращение ко всему материальному, в том числе к своему телу, внешности также является основой культа докшитов. Не случайно, уничтожая «сор» (который во многих случаях представляет из себя человеческое тело – тело умершего человека, иногда это пирамида, увенчанная черепом), тем самым уничтожают ту самую привязанность к материальному (физическому) миру, трансформируя его элементы в высшее состояние. Цель обряда – добиться осознания, что тело и есть главный источник привязанности к жизни, что является, по учению Будды, главной причиной страданий и преградой на пути к Просветлению. Пара живых скелетов – Чичипати (они же воспринимаются хранителями кладбищ) – непременные персонажи цама, полностью «пожертвовавшие» своё тело демонам во время проведения обряда чод , также подтверждают эту идею.

В тувинском варианте цама мы наблюдаем, что Чичипати охраняют сор, отгоняя ворона, при этом они стоят на одной ноге в позе «дерева» (в системе занятий йогой). Они находятся возле «сора», который и есть жертва, приносимая демонам, символизируя освобождение человека от всяческих привязанностей. Не случайно в Тоджинском варианте цама огромное значение придавалось правильному сожжению «сора». Лама, исполнявший этот ритуал, должен был бросить «сор» в огонь так, чтобы у того не отпала голова, в противном случае ламу вполне могли лишить жизни. Суть тоджинского цама состояла в сожжении «сора» (приношении жертвы) и уничтожении аза (злого духа), в которого «стреляли» из ружей и сжигали в котле с кипящим маслом, где между выносом и сожжением исполнялись танцы персонажей цама. Праздник Майдыра хурээ устраивало на следующий день.

По классификации В.Ц. Найдаковой, все персонажи цама можно разделить на несколько групп. В первую группу входят маски докшитов со свитой, вторую составляют маски птице- и звероголовых божеств, третью группу составляют персонажи, представляющие разных людей .

Рассмотрим внешний облик персонажей в целом . В иконографии буддизма, канонах тханка существуют определённые правила: будды наделены стройным и легким телосложением, высоким ростом; бодхисаттвы сложены так же, как и будды, но они ниже ростом. Для гневных воинственных божеств характерны следующие внешние признаки: богатырское телосложение, коренастая фигура с тяжелым торсом, большим животом, короткими и толстыми конечностями, короткой и толстой шеей, большой головой, квадратным или круглым лицом, круглыми глазами навыкате, мясистым носом и широко разинутым ртом с хищно удлиненными острыми клыками, рогами с языками пламени. При этом следует помнить, что чудовищность облика гневных божеств воспринимается буддистами не как средство устрашения людей, а как уничтожение злых духов, мешающих людям идти по пути духовности. Здесь, на примере тханка , ярко предстаёт система соответствий человеческого мышления, где противопоставлены спокойная духовность и гневная ярость как показатель высокого и низкого.

В случае с Цамом не совсем так - здесь действуют «свои», сценические законы и правила. На роли в цаме монахов назначали не в соответствии с их танцевальными способностями, как того требует логика танца, а исходя из практических соображений фактуры человека. Например, высокого худого монаха могли выбрать на роль Чойджала, а невысокого резвого монаха могли поставить на роль Оленя. И сегодня в профессиональном танцевальном искусстве действует этот же принцип – актёра назначают на роль не столько в соответствии с его амплуа, но, в первую очередь, сообразуясь с его внешностью, от которой в подавляющем большинстве оно и зависит. Так как танец – искусство, в первую очередь, визуальное, внешность актёра ассоциируется с образом, создаваемым им на сцене, и только потом учитываются способности актёра, но никогда наоборот. В Цаме Чойджал однозначно должен быть высоким (ближе к небу), что является мерилом духовности, но не толстым – признак приземлённости.

Основополагающим в ритуале Цама являлась не красота мелодии или её гармоничность, а смысл, вкладываемый в музыку. Танец характеризовался тем же: важными были не столько красота и грация танца, сколько его содержательность и точность исполнения. Ответственность и сложность задач, решаемых в процессе ритуального действия, делала недопустимыми какие-либо неточности или сбои. Поэтому исполнение танцев божеств (в нашем случае докшитов) было возложено на лам высокого ранга, которые не имели права ошибиться в этом священном тексте. Других персонажей также исполняли ламы и хуураки разного уровня посвящения. Часть персонажей исполнялась мирянами, возможно, за определённую плату, и в разных хурээ это было по-разному. Также присутствовали детские персонажи, по-разному представленные в различных хурээ: сыновья и дочери Чойджала, бабочки, дети, разыгрывающие пантомимную сценку. В большинстве своём они были послушники, а значит, также получили первую степень посвящения. А вот девочки, исполняющие бабочек и дочерей Чойджала в Нарынском хурээ, скорее всего, были приглашёнными.

Каждый танец разучивался в соответствии с традицией данного монастыря, которая неизменно передавалась из года в год от учителя к ученику изустно. Личная демонстрация, объяснение и индивидуальные исправления являлись единственным способом передачи традиции танцев в монастырях от одного поколения к другому. Обучение монахов и главная роль во время исполнения танцев была возложена на опытного мастера по танцам (он же являлся начальником, руководителем всего действа, как балетмейстер в любом театре, если речь идёт о постановке танцевального действия). В Туве он назывался шампан (в Бурятии – чомбон). Чтобы принять участие в церемонии, ламы проходят затворничество (в Туве репетиции перед цамом начинались недели за две). Они медитируют, читают особые мантры, созерцают то божество, которое затем будут представлять в танце, впитывают его энергию, чтобы затем, облачившись в маску и костюм, стать этим божеством на время церемонии.

Добавим о локальных особенностях Цама в Туве . Нарынский вариант Цама , рассмотренный в работе В.П. Дьяконовой , уникален тем, что состоял из двух частей: 1) хөг (шутка, радость), который являлся как бы вступлением к цаму; 2) собственно цам. Хөг интересен тем, что в нём происходят события большого количества персонажей, постепенно вовлекаемых в действие. Хөг отличался большим разнообразием персонажей: здесь принимают участие дети – и мальчики, и девочки, что само по себе удивительно, так как обычно женщины в цаме участие не принимают. Есть персонажи, например бабочки, дочери Чжамсарана и два голых человека (хөглуг – весёлый персонаж), которых мы не встречали больше нигде и назначение которых для нас остаётся загадкой. Драматургия была тщательно разработана и захватывала зрителя, вовлекая его в действие. Таким образом, здесь мы фактически имеем дело с церковным театром, вобравшим в себя огромный пласт народных традиций, обычаев и обрядов, и по своей сути являвшийся народным. По крайней мере, он вполне занимал его нишу.

Цам следовал за хөг без разрыва, и здесь также присутствовали персонажи, характерные именно для Нарынского хурээ – бурханы Чооцэ и Цанык. Цвет одежды этих бурханов ясно давал понять, кем является данный бурхан. Среди масок животных был верблюд, но это не удивительно, так как в этой местности было развито верблюдоводство, а вот маска слона, как, впрочем, и другие одиннадцать животных, «символизировала добычу бурханов Чооцэ и Цаныка, которую они будто бы получили, путешествуя по свету». Таким образом, вместе с локальным своеобразием, здесь также присутствуют элементы индийской культуры, что характерно для буддизма в целом, однако не характерно для северного буддизма. Далее каждый лама, изображавший бурхана Чооцэ и Цанык, обращался со словами благопожелания, сопровождая танцевальными движениями. Всё, что происходило далее, было своеобразным общественным молением.

Цам, проводимый в Эрзинском хурээ , также имел свои особенности, состоящие в порядке проведения, сюжете, отчего зависел и набор персонажей цама, и танцы, исполняемые ими. Эрзинский цам по своей структуре приближается к описанному В.Ц. Найдаковой бурятскому варианту цама, где имелась строго установленная структура обряда, состоящая из 8 танцев.

В Самагалтае , по воспоминаниям Очура Бальчира , исполнялось 5 танцев, которые осмысляются как пять образов (действий) Майдыра; затем выходили, пританцовывая, 21 маска женских божеств, которых исполняли ламы; за ними следовал танец Шойжала, Магала, Намзырыӊ, Шойжаӊ – итого 32 человека. Некоторые персонажи имели приближённых – группу лиц, сопровождавших то или иное божество. Так, например, Магала имел 75 приближённых, у другого персонажа их были сотни. Миряне это знали, но эти сопровождающие никогда не выходили из монастыря – это своего рода условность, которая не требовала явного физического подтверждения.

В путевых заметках путешественников и в научной литературе о Туве практически отсутствует описание других буддийских праздников. А вот с цамом картина обратная. Объяснение этому явлению мы находим в том, что Цам в прошлом действительно был самым необычным, ярким впечатлением в жизни людей, как по форме, так и по содержанию. Если учесть, что у тувинцев не сложились собственные формы традиционного театра, с присущими ему компонентами, то Цам восполнял этот пробел с лихвой. И хотя Цам - ламаистский религиозный праздник (и чтобы ориентироваться во всех процессах, задействованных в Цаме, нужна база философских знаний и определенный опыт в освоении тибетских тантрических практик), тувинский цам был адаптирован к местным условиям, включал в себя элементы традиционных верований, народных обычаев и обрядов, персонажей, элементы народного костюма, привычные атрибуты и др., что делало его доступным народному сознанию. Так легче достигалась цель распространения и укрепления религиозной веры среди массы простых аратов.

В 1930-х гг. мистерия Цам была постепенно вытеснена не только из ритуальной сферы буддизма, но и из духовной жизни тувинцев. Некоторое время элементы мистерии уже в светской форме появлялись на театральной сцене в театрализованных постановках, в виде отдельных концертных номеров («Богини», «Статуэтка»), либо становились определённым фоном или канвой действия. Так, творческое сотрудничество Государственного ансамбля песни и танца «Саяны» с петербургским композитором П.А. Геккером привело к созданию музыки к ряду сюжетных хореографических композиций, среди которых было « Сказание о влюбленных» с рабочим названием «Цам» (1984). Поскольку музыка мистерии Цам была в то время недоступной для знакомства, то композитор вместе с режиссёром-постановщиком В.С. Нанактаевым пошли по пути свободной художественной реконструкции: номер открывался вступлением, в котором хомеисты в стиле каргыраа пели слова известной буддийской мантры «Ом мани падме хум», а потом (уже с музыкой П. Геккера) сменяли друг друга сюжетные эпизоды - парад масок, танец Белого Старика, лирическая сцена влюблённых, которых разлучали персонажи-маски, танец и бой масок - Злого и Доброго духов, освобождение влюблённых, финальное шествие всех героев. Помимо интересной хореографии (балетмейстер Г. Алексидзе), успеху номера способствовала и музыка, для выразительности которой применялись тарелки (заменявшие буддийские шаң ), саксофоны (как бы воссоздающие звучание бүрээ ), там-тамы, а также специальные эффекты (например, акустически усиленное звучание встряхиваемого мешка с натуральными костями животных).

В сезон 1990–1991 гг. балетной труппой Тувинского музыкально-драматического театра был показан ещё одноактный балет: на музыку П. Геккера «Жертвоприношение божеству», либретто В. Донгака, А. Даржаа, в постановке В. Донгака.

В 1996 году по просьбе руководителя ансамбля народной музыки ВСГАКИ «Сибирский сувенир» В. Китова молодой тувинский балетмейстер, выпускник ВСГАКИ и ГИТИСа Орлан Монгуш осуществил постановку хореографической зарисовки «Сила любви». Музыкальную часть написал композитор Владимир Тока. Он назвал её музыкой к одноактному балету-мистерии «Цам». Музыка и костюмы действительно были сделаны в традициях буддийской мистерии. Канвой же сюжета стала история любви юноши и девушки, основанная на тувинских народных сказках. Поэтому постановку нельзя было назвать Цамом в чистом виде, и в окончательном варианте постановка получила название «Сила любви». Первый показ состоялся во время турне ансамбля «Сибирский сувенир» по Франции. Потом он демонстрировался в театре при ВСГАКи и на фестивале «Байкальские встречи». К сожалению, тувинский зритель этот балет так и не увидел. Хотя в 1984 году что-то похожее можно было увидеть в новой программе Государственного ансамбля песни и танца «Саяны», подготовленной в Ленинграде к 40-летию вхождения Тувы в состав СССР, где Орлан Монгуш исполнял главную партию юноши в хореографической картине «Сказание о влюблённых» («Цам»). Здесь явно просматривается прямая параллель, что вполне объяснимо. В то время буддийский ритуал на балетной сцене никому и в голову не приходило поставить, а вписать в него жизненную историю – это вполне приемлемо для постановки любого вида искусства.

В современной музыкальной жизни Духовой оркестр Правительства Республики Тыва под руководством Тимура Дулуша успешно реализует такую оригинальную форму выступлений, как сочетание «концерта на плацу» с театрализованным представлением масок мистерии Цам, в котором наряду с обычными оркестровыми используются некоторые храмовые инструменты (в частности, бүрээ, шаң ). Шествие масок Цам стало традицией открытия фестиваля живой музыки и веры «Устуу-Хурээ», вдохновленного идеей восстановления развалин буддийского храма в г. Чадане (начиная с 1998 г., одного из ярких культурных явлений современной Тувы). В 2008 г. шествием масок Цам Тувинский духовой оркестр удивил жителей соседней Хакасии, выступив на параде в честь Дня города в Абакане, далее были плац-концерты цам-оркестра в Орле (2010), Новосибирске (2013), Екатеринбурге и Астане (2014), также цам-проект был показан тувинскими музыкантами на сценах Москвы (2010) и городов Балтии (Рига, Каунас, 2011).

К тому, чтобы полноценно отправлять мистерию Цам, современные хурээ в Туве пока не готовы, эта часть обрядовой практики еще нуждается в восстановлении. При этом, Цам – уникальный сплав целого ряда видов искусств (танца, музыки, драматического действия, изобразительного искусства) с региональными и национальными особенностями. Монгольский ученый Батнасангийн пишет: «Как ни далека была буддийская мистерия цам с её мистическим смыслом от реальностей жизни, всё же зрелищная сторона обогащала эстетическое мышление и зрительский опыт монголов» . То же самое можно сказать и о тувинцах. Присутствие масок Цам в различных формах современной культурной жизни Тувы говорит о том, что Цам стал неотъемлемой частью тувинской национальной культуры.

Литература

  1. Хомушку, О.М. Религия в культуре народов Саяно-Алтая: монография. – М.: Изд-во РАГС, 2005. – 228 с.
  2. Монгуш, М.В. История буддизма в Туве (вторая половина VI – конец ХХ в.). – Новосибирск: Наука, 2001. – 200 с.
  3. Центральный государственный архив Республики Тыва, Ф.115, оп.1, ед.хр. 24, 120, 121, 142, 192, 283а, 291, 318.
  4. В последующий период данная часть буддийской коллекции музея стала объектом изучения тувинского учёного-востоковеда Р.П. Сумбаа.
  5. Карелина, Е.К. История тувинской музыки от падения династии Цин и до наших дней: исследование; [науч. ред. док. иск. В.Н. Юнусова]; Московская гос. консерватория им. П.И. Чайковского. – М.: Композитор, 2009. – С.125–127.
  6. Традиционная культура тувинцев глазами иностранцев (конец XIX-начало XX века) / подготовка текстов, предисловие и комментарий А.К. Кужугет. – Кызыл: Тув. кн. изд-во, 2002. – C. 125.
  7. Большой энциклопедический словарь / гл. ред. А.М. Прохоров. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Большая Рос. энциклопедия; СПб; Норинт, 1999. – С. 1327.
  8. Эту мысль подтверждает В.П. Дьяконова: «В Туве Цам, как правило, устраивался не как самостоятельный, а в соединении с ещё одним важным ламаистским богослужением, посвящённым Майдыру», которые в одних монастырях шли друг за другом в течение двух дней, хотя сам праздник мог продолжаться несколько дней, и включал в себя не только эти два сакральных действа, но и мирские развлечения простого народа. Дьяконова, В.П. Цам у тувинцев: Сб. МАЭ. – Л., 1971. – С.113.
  9. Найдакова, В.Ц. Буддийская мистерия «Цам» в Бурятии. – Улан-Удэ, 1997. – С. 8.
  10. Дьяконова, В.П. Цам у тувинцев: Сб. МАЭ. – Л., 1971. – С.118.
  11. Рукописный фонд Тувинского института гуманитарных исследований (РФ ТИГИ), д. 166, л. 1,2.
  12. Там же. л. 3.
  13. Батнасангийн, С. Мистериально-эпические истоки монгольского театра // Известия РГПУ им. А.И. Герцена. – 2008. – № 69. – С. 24.

References

  1. Homushku, O.M. Religija v kul’ture narodov Sajano-Altaja: monografija. – M.: Izd-vo RAGS, 2005. – 228 s.
  2. Mongush, M.V. Istorija buddizma v Tuve (vtoraja polovina VI – konec HH v.). – Novosibirsk: Nauka, 2001. – 200 s.
  3. Central’nyj gosudarstvennyj arhiv Respubliki Tyva, F.115, op.1, ed.hr. 24, 120, 121, 142, 192, 283a, 291, 318.
  4. V posledujushhij period dannaja chast’ buddijskoj kollekcii muzeja stala ob#ektom izuchenija tuvinskogo uchjonogo-vostokoveda R.P. Sumbaa.
  5. Karelina, E.K. Istorija tuvinskoj muzyki ot padenija dinastii Cin i do nashih dnej: issledovanie; ; Moskovskaja gos. konservatorija im. P.I. Chajkovskogo. – M.: Kompozitor, 2009. – S.125–127.
  6. Tradicionnaja kul’tura tuvincev glazami inostrancev (konec XIX-nachalo XX veka) / podgotovka tekstov, predislovie i kommentarij A.K. Kuzhuget. – Kyzyl: Tuv. kn. izd-vo, 2002. – C. 125.
  7. Bol’shoj jenciklopedicheskij slovar’ / gl. red. A.M. Prohorov. – 2-e izd., pererab. i dop. – M.: Bol’shaja Ros. jenciklopedija; SPb; Norint, 1999. – S. 1327.
  8. Jetu mysl’ podtverzhdaet V.P. D’jakonova: «V Tuve Cam, kak pravilo, ustraivalsja ne kak samostojatel’nyj, a v soedinenii s eshhjo odnim vazhnym lamaistskim bogosluzheniem, posvjashhjonnym Majdyru», kotorye v odnih monastyrjah shli drug za drugom v techenie dvuh dnej, hotja sam prazdnik mog prodolzhat’sja neskol’ko dnej, i vkljuchal v sebja ne tol’ko jeti dva sakral’nyh dejstva, no i mirskie razvlechenija prostogo naroda. D’jakonova, V.P. Cam u tuvincev: Sb. MAJe. – L., 1971. – S.113.
  9. Najdakova, V.C. Buddijskaja misterija «Cam» v Burjatii. – Ulan-Udje, 1997. – S. 8.
  10. D’jakonova, V.P. Cam u tuvincev: Sb. MAJe. – L., 1971. – S.118.
  11. Rukopisnyj fond Tuvinskogo instituta gumanitarnyh issledovanij (RF TIGI), d. 166, l. 1, 2.
  12. Tam zhe. l. 3.
  13. Batnasangijn, S. Misterial’no-jepicheskie istoki mongol’skogo teatra // Izvestija RGPU im. A.I. Gercena. – 2008. – № 69. – S. 24.

Аннотация: В статье рассматриваются вопросы сосуществования традиционных религий Тувы - шаманизма и буддизма.

Ключевые слова : шаманизм, буддизм, синкретизм, религия, возрождение.

Buddhist and shamanist syncretism in Tuva

A. B. Chazhytmaa

Abstract: Author analyzes the coexistence of Tuva’s traditional religions: shamanism and Buddhism.

Keywords: shamanism, Buddhism, syncretism, religion, revival.

Тибетский буддизм (ламаизм) проник на территорию современной Тувы из Тибета через Монголию и Китай. Не существует единого мнения относительно времени начала проникновения ламаизма в Туву. Одни исследователи утверждают, что буддизм в целом проник на территорию Центральной Азии, (Монголии, Бурятии, Тувы) во времена тюркского каганата в VI н.э. Другие указывают на период XVII–XVIII в., когда буддизм уже в форме ламаизма начинает ассимилироваться с существовашей ранней религией тувинцев шаманизмом.

Начало строительство первых буддистских храмов датируется 1772 г. (Кыргызский (Эрзинский) монастырь в современном Эрзинском кожууне) и 1773 г. (Самагалтайский (Оюннарский) монастырь в современном Тес-Хемском кожууне) (Конгу, 2010: Электр. ресурс). Любая другая религия, проникшись на территорию, где существует другая религия, не может остаться неизменной. Пришедшая через Монголию, новая для тувинцев религия уже претерпела изменения, принимая в учет добуддистские религиозные воззрения монголов (шаманизм). В этом виде буддизм хорошо усвоил существовашие шаманистские культы, ритуалы, обрядовые практики. Безусловно, появившись в южных территориях республики буддизм в начале своего пути встретил сопротивление со стороны жителей, по мировоззрению и верованию которых принадлежали к шаманизму.

Шаманизм глубоко уходит корнями в культуру, быт, миропонимание тувинцев. По работам ведущего шаманолога, доктора исторических наук, президента всех тувинских шаманов М. Б. Кенин-Лопсана, шаманизм является коренной религией тувинцев, летоисчисление которых насчитывает тысячелетия (Кенин-Лопсан, 1999). Шаманисткие обряды, ритуалы связаны с почитанием духов природы, поклонению духам умерших предков, особым отношением к тотемным животным, птицам.

Буддизм, усваиваясь на данной территории, ассцимилировал в себе многие ритуалы, обряды шаманизма, пантеон богов, духов, в том числе обряд осящения Оваа (место почитания хозяинов святых мест). Шаманистские боги начали присутствовать и в буддийском пантеоне. Многие исследователи связывают укоренение и признание буддизма как официальной религии республики с возникновением феодальной государственности. Так, считает, что принятие буддизма в Туве было обусловлено процессом формирования феодальной государственности (Хомушку, 1988). Необходимость идеологической основы обратило местных феодалов к этой религии, поскольку она могла послужить поддержкой для идеологии.

В разные периоды времени соотношение количества верующих, прибегающих к помощи шамана или ламы, варьировалось. Но до сих пор основное количество верующих являются и шаманистами и буддистами одновременно. Исторически сложившийся синкретизм этих двух верований показывает, как шаманы и ламы перенимают друг у друга различные обрядовые функции. Например, освящение источников, родников, обряды освящения родового дерева, очищение семейного очага, похороны мог совершить как лама, так и шаман. Лечение больных было всегда привилегией шаманов, но вскоре и ламы начали лечить. По этому случаю даже стали готовить специальных богдо-хоо (лам-шаманов) (Ховалыг, 2006: Электр. Ресурс). В периоды правления советской власти подверглись репрессии и ламы и шаманы, при этом было уничтожено более сотен буддистских храмов.

С 1990-ых годов в Туве возрождаются различные религиозные практики, в том числе шаманизм. Большой интерес к шаманизму проявляют западные исследователи. Проводятся международные форумы, встречи шаманов с шамановедами, напр. Международный семинар шаманов и шамановедов в Кызыле 1993 г. Выпускается литература на русском и , популяризируется творчество М. Б. Кенин-Лопсана, президента всех тувинских шаманов.

Также возрождается буддизм в Туве. Важным событием в жизни буддистов Тувы стал приезд Его Святейшество XIV Далай-Ламы в Туву в 1992 году (в этом году исполнится 20 лет с того события), а также Учение Калачакры в 2003 г. Активно восстанавливаются буддийские сооружения, строится немалое количество субурганов на территории всей республики, появились новые монастыри. Ламы стараются донести до населению суть учения буддизма, какой образ жизни необходимо вести, что соблюдать, когда и при каких обстоятельствах читать ту или иную мантру.

Многие тувинцы ассоцируют свою религию с буддизмом, утверждая, что они являются последователями буддизма - буддистами. Но при этом они не понимают сущность религии. Им достаточно того, что они ходят в хурээ, молятся. Они полагают, что от них требуется преимущественно молиться во время чтений мантр ламами. При вопросе, обращаются ли они к шаманам, отвечают утвердительно. Тувинцы все еще поклоняются духам природы. Например, подъезжая к горному первалу, останавливаются, делают подношения духам со словами "Оршээ, Хайыракан!”, "Оршээ, бурхан!”

Объединяются не только религии в понимании людей, но и представители самих религий в деятельности, в различных социальных мероприятиях. Среди таких синкретичных дел, имеющих значение и для буддизма, и для шаманизма, можно назвать строительство самой большой статуи Будду на вершине горы "Догээ” близ Кызыла.

Список литературы:

Кенин-Лопсан, М. Б. (1999) Тувинские шаманы. М. : Издательство трансперсонального института.

Конгу, А. А. (2010) Отношение тувинцев, проживающих на территории южной Тувы к буддизму [Электр. ресурс] // I-ая Международная научно-практическая конференция «Актуальные проблемы исследования этноэкологический и этнокультурных традиций народов Саяно-Алтая». URL: www.tuvsu.ru/rffu/?q=content/отношение-тувинцев-проживающих-на-территории-южной-тувы-к-буддизму (дата обращения: 7.06.2012).

Ховалыг, Д. (2006) Синкретизм шаманизма и буддизма в тувинской обрядовой практике [Электр. ресурс] // Сибирия. Приенисейский край. URL: http://www.iria-art.com/index.php?option=com_content&task=view&id=299&Itemid=48 (дата обращения: 7.06.2012).

Хомушку, О. М. (1988) Первый всетувинский съезд (буддийский собор) // Башкы. № 2.

Скачать файл статьи (cкачиваний: 35)


Close